— Вот, умён ты, Пётр Алексеевич! — засмеялся я, — Чего же ты Вильгельма не убедил, а?
— Убедишь его… Вот и говорю — старый дурень! — горячился Обресков, — Прилюдно же завещал пост штатгальтера, вверенные ему земли Республики и все её колонии своему родичу, королю английскому Георгу! «Ибо только он сможет вернуть славу и силу Республики Соединённых Провинций!».
— Успокойся, Пётр Алексеевич! — я приобнял своего старого советника, — Слова его сейчас ничего не значат для самих голландцев, которые давно забыли, что у них есть штатгальтер, тем более для капстадцев или ост-индцев, занятых своими проблемами…
— Но государь, это сейчас завещание Вильгельма ничего не значит, а вот завтра англичане могут решить, что у них есть силы и тогда…
— Спасибо, мой старый друг! — мягко усмехнулся я, — Я понял, что ты хочешь мне сказать, и буду думать, как решить эту проблему. Но пока, довлеет дневи злоба его[13], Петя — продолжим готовиться к аудиенциям и всему этому сложному дипломатическому танцу. Итак, коалиция готова?
— Да, государь! Все страны Европы собрались воевать с Францией, уничтожить её силы, поставить на колени и растерзать… — поклонился мне Обресков.
— Ты очень поэтичен, Пётр Алексеевич! Теперь дело за нами?
— Да, государь. От нас хотят, чтобы Россия также стала частью этого союза. А что мы?
— А мы — не хотим, Пётр Алексеевич!
— Как же, государь? Когда они победят Францию, то мы станем следующей целью!
— Вот этого-то, друг мой, нам и надлежит всячески избегать. Однако, воевать сейчас для нас бессмысленно — это нисколько не отменит для нас опасность оказаться следующей целью англичан, а какие выгоды мы приобретём?
— Так что же делать?
— Франция, друг мой, далеко не та лёгкая добыча, которую видят в своих грёзах наши дорогие соседи. Их ждёт большой сюрприз, а мы будем готовить будущее!
⁂⁂⁂⁂⁂⁂
— Анри, мне нужна Ваша помощь! — голос Талейран вечно напоминал тайному русскому агенту лису, которая подкрадывается к зайцу. Таким грызуном в присутствии человека, которого парижская публика уже именовала не иначе как «господин первый министр», Файо себя в последнее время и ощущал. Тому нисколько не мешало и то, что хитрейший политик вёл себя с ним как с лучшим другом, а также проводил через ловкого адвоката все свои дела, включая и грязные.
— Да, дорого́й мой друг, конечно, я сделаю всё, что смогу! — с максимально возможным добродушием отвечал адвокат.
— Скажите, Анри, насколько Вы близки к русскому «серому кардиналу», этому господину Пономареффу?
У Файо сердце внезапно оказалось в горле — возможно ли, что он полностью раскрыт и его контакты стали известны французскому правительству?
— Что за странный вопрос, дорого́й мой Шарль? — удивился Файо, — Дела наши с Россией, естественно, никак не могли обойти и этого человека, но всё же не настолько, чтобы считать его своим приятелем. Ты же знаешь, что я в переписке с русскими министрами торговли Горшенниковым и юстиции Якубовичем, через своих конфидентов решаю разные вопросы с губернаторами русского императора. Так что, могу написать и Пономарёву. Что тебе угодно, друг мой?
Талейран с прищуром посмотрел на адвоката, отчего у того снова замерло сердце, потом, медленно роняя слова, произнёс:
— Мне хотелось бы обсудить позиции России в грядущей европейской войне, Анри… — после этой фразы повисла какая-то неестественная пауза, словно «первый министр» недоговорил, так что Файо ждал продолжения, но его не последовало.
— Шарль, я не понимаю, что ты хочешь услышать от Пономарёва? Он, конечно, известен как мастер тайных дел, но причём здесь он? Если ты хочешь понять, будет ли Россия продолжать торговать с нами, пусть и придавая этому процессу видимость незаконной деятельности, то здесь просто можно спросить у Горшенникова.
— Нет, Анри! — с некоторой досадой на недогадливость собеседника прошипел Талейран, — Я хочу знать, будет ли Россия воевать против нас! Русский флот достаточно силён, чтобы полностью изменить положение на морях, а армия также может уверенно склонить чашу весов на полях сражений в пользу наших врагов.
— Это всегда было понятно, и позиция русского императора…
— Нет! Ты не понимаешь, Анри! Мне надо быть уверенным в том, что Россия сейчас останется в стороне! От этого зависит будущее Франции!
— М-да, тогда мне всё ясно: Обресков никогда не сможет завести с нами каких-либо официальных связей, ибо тогда он будет отвергнут европейскими дворами, а Пономарёв вполне сможет вести такие дела… Ты хочешь, чтобы мы приобрели, наконец, на континенте хотя бы полуофициальную, но дипломатию?