Какая музыка была сочинена любимыми композиторами Мамы! Моцарт, Гайдн, Дзингарелли[10] создали настоящие шедевры, в память о своей покровительнице. Я никогда не слышал столь чудесных, но одновременно и трагических мелодий. Снова слёзы пролились из моих глаз, но я такой был точно не один! Со мною плакали все! Даже Великий Патриарх Платон и тот со слезами говорил, что эта музыка не иначе как от самого́ Господа проистекает. Потом уже целый траурный караван отправился по русской речной сети в Петербург.
Горестное плавание, множество городов, десятки тысяч людей… Казалось, что всё это должно́ было ожесточить моё сердце, сгладить горе, но ничуть… На похоронах я снова плакал, Ася была уже со мной — она медленно доплыла до Петербурга и ждала меня там. От присутствия жены мне стало легче. С какой нежностью смотрел на нас Потёмкин. Вокруг него хлопотали дочки, с которым он почти оставил свою печаль…
Последним даром Мамы стали тысячи европейцев, решивших переехать в Россию. Величие нашей Восточной империи, открывшееся в результате скорбного путешествия, захватило многих. К тому же они оказались свидетелями чуда: лицо любого вероисповедания, языка, даже цвета кожи могли сделать у нас невероятную карьеру. А дополнительной причиной стали резкое изменение хода европейской войны, которое произошло, пока я отсутствовал в своей столице.
⁂⁂⁂⁂⁂⁂
Началось всё с выхода в море флота Атлантического океана. Англичане уже привыкли к мысли, что французы слабы и испуганы. Тому и были объективные предпосылки — Бретань была серьёзно разорена в эпоху гражданских войн, а флот в Бресте исторически был в числе противников Революции. Однако, ещё во время Карно для повышения боеспособности эскадры были предприняты очень существенные усилия, что принесло хорошие результаты.
Адмирал де Галль[11] показал себя неплохим флотоводцем, сначала победившим блокирующую эскадру Эльфинстона[12] в сражении у Бреа, но тут же потерпевшим чувствительное поражение от основных сил британцев, под командованием самого Джервиса[13], успевшего перехватить потрёпанные в сражении корабли противника. Де Галль не потерял контроль над своим флотом и смог спасти бо́льшую часть судов, но всё же после двух сражений англичане могли не опасаться за свои основные коммуникации в Атлантике.
Хотя корсары французов попортили немало нервов, причём даже моим капитанам, ибо они появлялись, пусть и всего и один раз, близ Гельголанда[14], а уж как несладко пришлось моему тестю и его союзникам. Британцы, имевшие много проблем, не могли полностью заблокировать все порты на северном побережье континента, обладавшие многосотлетним опытом пиратства. Но, повторюсь, серьёзного ущерба флот Понанта противнику уже нанести не мог. Главным достижением его считали недопущение серьёзных десантов на своём побережье, хотя надо заметить, что англичане и не задумывались о подобном, ну и переход торговцев в Атлантике к политике конвоев, а это привело к увеличению затрат на морские перевозки.
Последовавший всего через три дня прорыв блокады Тулона оказался существенно более успешным деянием — кораблей во флоте Леванта у галлов было значительно больше, чем в Бресте, что и принесло им сравнительный успех. Противник бежал, поняв, что французы побеждают. Блокада побережья была снята. Пока, по крайней мере, эскадра адмирала Трюге[15] контролировала близлежащие воды, что привело к бегству союзников с Корсики, где местные неласково встретили чужаков. Также победа открыла для республиканского флота и южных приватиров такие просторы для пиратства, что даже в Алжире и Тунисе были огорчены происходящим.
На суше Ожеро просто образцово отступал из Нидерландов, связав основные силы союзников бесконечной чередой небольших арьергардных боёв, искусно уклоняясь от генерального сражения. Эрцгерцог Карл не спеша осаждал Мец, не в силах быстро взломать оборону этой и других французских крепостей. Основной же удар Моро нанёс в Италии — Мантуя стала местом его триумфа. Разгром армии союзников был полным, принц Кобургский с оставшимися в строю двенадцатью тысячами солдат сдался на милость победителя.
Ланн сразу же после битвы пошёл на Венецию, практически беззащитную перед армиями Республики, а сам Первый консул повёл свои войска к Болонье, где стояли резервы противника, рассчитывая полностью обескровить врага.