Ночь прошла без каких-либо эксцессов и утром мы продолжили наступление. Логично было бы ожидать, что сопротивление немцев усилится, но в действительности мы щли несколько часов не встретив никакого отпора, пока не приблизились к окраинам крупного села, откуда немцы при нашем появлении открыли плотный минометный и артиллерийский огонь, заставив батальон отступить с потерями. Вскоре пришел приказ окапываться, причем особо было указано, чтобы рыли не ячейки, а траншеи. Осмотревшись, я пришел к выводу, что место для позиций здесь удобное, имеется небольшая высота, удобная для обороны и наблюдения, по обоим сторонам от которой есть рощицы пригодные для обеспечения роты древесиной. Плохо только то, что вода далеко, но ничего, назначим водоносов. Распределив между взводами участки обороны, я отправился в расположение батальонного начальства, чтобы узнать последние новости. Там я нашел только Якова Моисеевича, нашего юного комиссара, руководившего земляными работами.
— О, товарищ Ковалев! — тот радостно подошел ко мне навстречу и протянул руку для приветствия, — Вы к комбату?
— Не так чтобы конкретно к нему, просто хотелось бы прояснить насчет наших дальнейших планов, чтобы знать, насколько капитально надо обустраиваться.
— Ну, это и я Вам могу сказать — закапывайтесь максимально капитально. Нам приказано встать в оборону, чтобы обеспечить фланг наступления. Дальше в ближайшее время не пойдем.
— Спасибо, это я и хотел узнать. Разрешите идти?
— Ну что ты так всё по уставу? Не разрешаю, пойдем, я тут как раз собирался кофе попить. Твои там без тебя за час не пропадут?
— Да нет, они так-то парни взрослые.
— Тогда пойдем!
Он показал рукой направление и сам пошел впереди. За деревьями была небольшая поляна, на которой лежали толстые бревна и около бездымного костерка суетился боец из хозвзвода. Увидев нас, он вытянулся по стойке смирно и доложил:
— Товарищ старший политрук, кофе готов!
— Свободен пока, Чернов, иди там на строительстве землянки помогай!
— Есть!
Боец удалился, а мы сели на бревна и комиссар разлил ароматный напиток по кружкам, после чего, покопавшись в стоявшем здесь же вещмешке, достал плитку немецкого шоколада, разломил её и протянул мне половину. Взяв её, я попросил:
— А можно обертку посмотреть?
Политрук протянул мне бумажку со словами:
— В немецком штабе нашли, фашисты драпали так, что самое вкусное забыли!
— Надеюсь, Вы его ещё не ели? — спросил я, после ознакомления с упаковкой.
Захаров застыл с поднесенной ко рту шоколадкой.
— А что? Ел вчера, перед сном.
— И как спалось?
— Нормально, а в чем дело-то?
— От такого шоколада должна быть бессонница и работун.
— Рабо… чего?
— Работун, то есть хочется работать, что-то делать, на месте не сидится.
— Интересное слово… Рабо-тун… Но нет, нормально спал.
— Может обертка была другая?
Он посмотрел на бумажку и кивнул:
— Ага, другая, но ты можешь нормально объяснить, в чем дело?
— А Вы, Яком Моисеевич найдите в вашем волшебном мешочке другую шоколадку, и тогда, под кофеек, я буду иметь вам кое-шо интересное сказать.
Захаров ухмыльнулся, вновь порылся в мешке и достал ещё одну плитку:
— А эта пойдет?
Придирчиво осмотрев упаковку, я вынес свой вердикт:
— Вполне, а первую уберите, но не выбрасывайте, может пригодиться, — отломив половину от второй плитки, я откусил и запил кофе, — А коньячка, немцы там случаем не забыли?
— Забыли, — со вздохом кивнул политрук, — Но пришлось всё отдать в штаб полка, хорошо, хоть шоколад да кофе разрешили оставить.