Считая ниже своего достоинства вступать в разговор с этими людьми, Лидия лишь коротко сказала, что собралась ехать с Майком к Бэрнсу Боллингу и переговорить с ним. Она все утро была на работе. Уж не хотят ли они попасть под суд за незаконный арест? Лидия направилась к машине.
— Минуточку, леди, — остановил ее Доннегер, а один из мужчин схватил ее за руку. Лидия поняла, что недооценила этого бледного, робкого на вид человека.
— Где вы работаете?
— В доме Клэя Питерса. Позвоните ему.
— У вас есть телефон?
— Нет. Но у меня есть чек, выданный мне хозяйкой. Он датирован сегодняшним числом и подписан Эммой Э. Питерс.
— Ну, а он?
Майк открыл было рот, но не нашел, что сказать.
— Шахтерам не выдают чеков, — сказала Лидия. — Вы что, сынок, недавно в этих краях?
— Послушайте, — сказал Доннегер, — мы ведь только выполняем приказ. — Он взял Майка за руку и подвел его к бледному человеку.
— А она пусть остается, — сказал тот. — Я знаю Питерса и наведу о ней справки.
— Я сама наведу о вас справки, — пригрозила Лидия. Но в ее голосе уже не прозвучало прежней уверенности, каждому было ясно, что она не станет этого делать.
Майк, сопровождаемый двумя вооруженными мужчинами, послушно направился к выходу. Лидия пришла в ярость. Она последовала было за ними, решив высказать все, что думает, но остановилась — не стоит связываться. Поняв, что Майк был прав, когда говорил, что сейчас чем меньше даешь волю языку, тем лучше, она поспешила к машине.
Лидия не хотела ехать через центр и поэтому двинулась вдоль железнодорожного пути, хотя там не разрешалось ездить. Остановив машину у товарных вагонов, стоявших на запасном пути, она пошла через рельсы на станционный телеграф.
Текст Лидия уже продумала, поэтому составление телеграммы не отняло у нее много времени. Она быстро написала:
АДВОКАТУ ФРЭНКУ ХОГАРТУ
РЕДАКЦИЯ ГАЗЕТЫ «НЬЮ УОРЛД»
ЛОС-АНЖЕЛОС, КАЛИФОРНИЯ
МИСТЕР ХОГАРТ У НАС БЕДА МНОГИЕ АРЕСТОВАНЫ УБИТ ШЕРИФ ТАКЖЕ МНОГО РАБОЧИХ МАЙК ПРОСИТ ВАС БЫТЬ СВОИМ ЗАЩИТНИКОМ ПРОШУ СРОЧНО ПРИЕХАТЬ
ЛИДИЯ КОВАЧ
СЕКРЕТАРЬ СОВЕТА БЕЗРАБОТНЫХ РЕАТЫ
Отсчитывая мелочь, она подумала, что адвокат, возможно, не помнит ее, поэтому решила добавить еще четыре слова: «Хэм говорит пожалуйста поторопитесь».
Читая текст телеграммы, молодой служащий побледнел. Видно было, что он до смерти испугался.
— Отправьте немедленно, — потребовала Ладия. — Я хочу, чтобы вы сделали это при мне.
— О, разумеется, сейчас же отправлю, — сказал клерк, — если не занят кабель. — Он сел за аппарат спиной к Лидии и щелкнул выключателем. — Не занят! — воскликнул он таким тоном, словно хотел сказать: «Не стреляйте, я сдаюсь!» Вскоре послышалось постукивание телеграфного ключа. Лидия тихонько вышла.
Она решила, что лучше оставить машину, где она стоит и где ее никто не видит, а самой пойти в школу и сообщить Мики, что отец жив. Но все же любопытство взяло верх, и Лидия сделала крюк, чтобы заглянуть на Девятую улицу.
От волнения тело Лидии покрылось мурашками, когда она подходила к конторе шерифа; там толпились полицейские, среди которых было немало пьяных. Но она продолжала уверенно шагать, решив не переходить на другую сторону улицы, пока не посмотрит, что делается в переулке.
Что ее там ожидало? Кровь? Трупы? Слезоточивые газы? Ничего этого там не было. Лидия даже почувствовала разочарование. Все тот же грязный переулок, те же помятые мусорные баки и ржавые пожарные лестницы, те же потрескавшиеся телефонные столбы, те же разбросанные по земле обрывки грязной бумаги. Непривычными были только фигуры двух полицейских, по одной в каждом конце переулка, которые размахивали дубинками для устрашения любопытных.
Не поворачивая головы, Лидия скосила глаза на слонявшихся у здания тюрьмы полицейских, чтобы проверить, не привлекла ли она чье-нибудь внимание. Так и есть. В дверях конторы появилась тщедушная фигура Ли Эстабрука. Она узнала его по длинному холеному лицу.
Лидия тотчас перешла на другую сторону и направилась к аптекарю-испанцу, стоявшему в дверях своего заведения. Сердце болезненно сжалось у нее в груди.
Ли Эстабрук оставил в ее душе кровоточащий след, подобный ране. Он, видимо, так и не смог побороть в себе безрассудную страсть, которую питал к ней еще в школьные годы. По его словам, если бы Лидия его не отвергла, он не стал бы тем, кем был сейчас. Он говорил, что мужчина не собьется с пути истинного, если рядом с ним будет женщина, которая ему подходит. И слово «женщина» в его устах звучало так, будто речь шла о чем-то таком, без чего нельзя обойтись, хотя это и не совсем прилично. Он убедил себя в том, что его «любовь» (это слово он тоже осквернял) — все, что у него осталось, и она, Лидия, никогда не сможет вытравить это чувство, как бы плохо к нему ни относилась. С тех пор как умерла его мать, Лидия стала единственной «женщиной», которую он уважает (при этом Лидия содрогалась всем телом), а она отказалась от него, отказалась ради той жизни, которую сейчас ведет.