Вдруг Троянов оборвал свою речь на самой высокой ноте. Правая рука, которой он размахивал в такт словам, бессильно повисла. Оратор побледнел. Рабочие-стали оглядываться назад, по залу прошел шелест.
В дверях стоял Сталин с товарищами. Видимо, никто не ждал их появления.
- Что же вы умолкли, господин Троянов? - язвительно спросил Ваня. - Вы с таким увлечением говорили... продолжайте, пожалуйста!
Насмешку в его голосе уловил не только оратор, новее, кто сидел в этом узеньком и длинном зале. Наступило замешательство. Откашлявшись и постучав и ля порядка по столу, председатель попросил:
- Мы слушаем вас, Илья Самойлович!
Трояноз зачем-то снял пенсне, поблескивавшее при электрическом свете. Сделав над собой усилие, он неуверенно продолжал речь. Наконец он немножко оправился, снова напялил пенсне и, глядя то на первые ряды, то па тех, кто стоял в дверях, сказал патетически:
- Насколько смешно и грустно пичкать умирающего больного всякими обещаниями вместо лекарств, настолько же смешно и грустно разглагольствовать перед голодающими рабочими о каком-то счастливом будущем. Мысль о всеобщей рабочей стачке - это выдумка кучки интеллигентов, не знающей нужд и лишений жизни рабочего класса. Что мы приобретем в результате стачки? Ничего, кроме вреда! Поднимдя рабочий класс на всеобщую стачку, мы только толкнем его под удар жандармерии. Вы помните события четвертого года? Тогда революция шла на подъем. Тем не менее царское правительство расправилось с рабочим классом. Теперь революция отступает. И речи не может быть о политической борьбе. Отстаивать сейчас идеи социальной революции - значит вовсе утратить чувство реальности, стать на позиции беспочвенного фантазерства. Вот почему мы против забастовки!
Эффектным жестом Троянов сбросил пенсне и выкрикнул заключительные фразы. Послышались жиденькие хлопки.
Председатель обвел глазами аудиторию и весьма неохотно спросил:
- Кто просит слова?
Выступило еще три человека. Все они поддерживали Троянова. Последний оратор сказал:
- Позиция промышленников сейчас очень крепка, Если в нынешних условиях мы призовем рабочих к забастовке, мы добьемся только того, что еще более ухудшим материальное положение рабочих и обречем их. вместе с семьями на голод.
Председатель снова спросил:
- Кто еще просит слова?
Никто не отзывался. На лице председателя появилось выражение успокоения. Видно было, что у него от души отлегло. Но в это время Коба негромко сказал:
- Может быть, разрешите мне сказать несколько слов?
Председатель помедлил с ответом. Он знал, что Коба пришел на собрание не для того, чтобы быть молчаливым свидетелем происходящего. И для него не было неожиданностью, что Коба просит слова. Но все же...
Не дожидаясь ответа, Коба неторопливо прошел вперед.
- Если я не ошибаюсь, - спокойно звучал его глуховатый голос, - Троянов здесь пытался выдать себя за друга рабочих. Зря, однако!.. Давно доказано, что зубатовцы и гапоновцы являются злейшими врагами народа!
- Говорите по существу, товарищ! - оборвал его председатель и сделал строгие глаза. - Только по существу... Из зала послышались голоса:
- Не мешайте говорить! Пусть говорит!
В передних рядах закричали:
- Лишить слова! Лишить слова!
- Раз я уж начал, то должен договорить..., Троянов не очень-то лестно отозвался о всеобщей бакинской стачке девятьсот четвертого года. И вот тут-то корень его роковой ошибки. Если бы он умел извлекать уроки из исторических событий, то должен был бы сказать, что всеобщая стачка в Баку, всеобщая стачка в Петербурге - это клич проснувшегося народа. Бакинская стачка послу жила сигналом славных январско-февральских выступлений в девятьсот пятом году.
Троянов хотел что-то возразить, но только иронически улыбнулся и что-то записал в блокнот.
Коба говорил спокойно, с достоинством и силой. Рабочие с возрастающим интересом слушали его, ловили каждое слово. Ироническими гримасами и подергиванием плеч Троянов хотел привлечь внимание зала, но это ему не удавалось. Скрестив руки на груди, он застыл на месте, всем своим видом показывая, что, как только представится случай, он возразит.
- Бакинская стачка, - повышая голос, говорил Коба, - закончилась заключением первого в истории рабочего движения в России коллективного договора между рабочими и нефтепромышленниками...
По залу прошел гул голосов:
- Правильно!
- Да! Так оно и было!
- Мы тогда победили! Рабочий класс победил!..
Коба поднял руку, и снова наступила тишина. Воспользовавшись паузой, Троянов крикнул своим тенорком, как одинокий петух, поющий в неурочное время;
- Победили... за счет рабочих!
Коба нахмурился.
- Вы говорите неправду. Из "вьючных животных" мы сразу превратились в людей, борющихся за лучшую жизнь! Вот что дала нам декабрьская забастовка девятьсот четвертого год'а и декабрьский договор!
Мастеровой в куртке захлопал в ладоши.
- Он дело говорит! Попробуй-ка, Троянов, возрази! В зале вспыхнули рукоплескания. Они все нарастали.
- Нам надо примкнуть к забастовке! - раздались дружные голоса.
Аслан вместе с другими товарищами, расставленными для наблюдения за дорогами, ведущими к "Электротоку", с нетерпением дожидался окончания собрания. Наконец раздался сигнал собираться. Ваня свистнул два раза протяжно и один раз коротко, как было условлено.
- Все в порядке, ребята, - сказал Ваня, когда дружинники сошлись. Можете расходиться!
- Ну, а как прошло собрание? - с любопытством спросил один из рабочих. - Не зря мы простояли на ветру столько времени?
Рабочие столпились вокруг Вани и засыпали его вопросами.
Ваня рассказал о том, что произошло на собрании, и засмеялся.
- Если бы Троянов знал, что, несмотря на их "кордоны", большевики появятся на собрании, то он ни за что бы не впутался в эту историю. Рабочие "Электротока" решили присоединиться к забастовке. Меньшевикам нанесено новое поражение.