Клякса в тетрадке – это несчастный случай, неприятность.
«Когда папа прольет чай, мамочка говорит “Ничего”, а мне всегда попадает».
Непривычные к боли, обиде, несправедливости, дети глубоко страдают и потому чаще плачут, но даже слезы ребенка вызывают шутки, кажутся менее важными, сердят.
«Ишь, распищался, ревет, скулит, нюни распустил».
(Букет слов из словаря взрослых, изобретенный для детского пользования.)
Слезы упрямства и каприза – это слезы бессилия и бунта, отчаянная попытка протеста, призыв на помощь, жалоба на халатность опеки, свидетельство того, что детей неразумно стесняют и принуждают, проявление плохого самочувствия и всегда – страдание.
Уважайте собственность ребенка и его бюджет! Ребенок делит со взрослыми материальные заботы семьи, болезненно чувствует нехватки, сравнивает свою бедность с обеспеченностью соученика, беспокоится из-за несчастных грошей, на которые разоряет семью. Он не желает быть обузой.
А что делать, когда нужно и шапку, и книжку, и на кино; тетрадку, если она исписалась, и карандаш, если его взяли или потерялся; а ведь хотелось бы и дать что– либо на память близкому другу, и купить пирожное, и одолжить соученику. Столько существенных нужд, желаний и искушений – и нет!
Не вопиет ли факт, что в судах для малолетних преобладают именно дела о кражах? Недооценка бюджета ребенка мстит за себя – наказания не помогут. Собственность ребенка – это не хлам, а нищенски убогие материалы и орудия труда, надежды и воспоминания.
Не мнимые, а подлинные сегодняшние заботы и беспокойства, горечь и разочарования юных лет.
Ребенок растет. Интенсивнее жизнь, чаще дыхание, живее пульс, ребенок создает себя – его все больше и больше; глубже врастает в жизнь. Растет днем и ночью, и когда спит и когда бодрствует, и когда весел и когда печален, когда шалит и когда стоит перед тобой и кается.
Бывают весны удвоенного труда развития и осенние затишья. Вот разрастается костяк и сердце не поспевает; то недостаток, то избыток; иной химизм угасающих и развивающихся желез, иные неожиданности и беспокойство.
То ему надо бегать – так, как дышать, – бороться, поднимать тяжести, добывать; то затаиться, грезить, предаться грустным воспоминаниям. Попеременно то закалка, то жажда покоя, тепла и удобства. То сильное горячее стремление действовать, то апатия.
Усталость, недомогание (боль, простуда), жарко, холодно, сонливость, голод, жажда, недостаток чего-либо или избыток, плохое самочувствие – это не каприз и не школьная отговорка.
Уважайте тайны и отклонения тяжелой работы роста!
Уважайте текущий час и сегодняшний день! Как ребенок сумеет жить завтра, если мы не даем ему жить сегодня сознательной, ответственной жизнью?
Не топтать, не помыкать, не отдавать в рабство завтрашнему дню, не остужать, не спешить и не гнать.
Уважайте каждую отдельную минуту, ибо умрет она и никогда не повторится, и это всегда всерьез; раненая минута станет кровоточить, убитая – тревожить призраком дурных воспоминаний.
Позволим детям упиваться радостью утра и верить. Именно так хочет ребенок. Ему не жаль времени на сказку, на беседу с собакой, на игру в мяч, на подробное рассматривание картинки, на перерисовку буквы, и все это любовно. Он прав.
Мы наивно боимся смерти, не сознавая, что жизнь – это хоровод умирающих и вновь рождающихся мгновений. Год – это лишь попытка понять вечность по-будничному. Миг длится столько, сколько улыбка или вздох. Мать хочет воспитать ребенка. Не дождется! Снова и снова иная женщина иного встречает и провожает человека.
Мы неумело делим годы на более и менее зрелые; а ведь нет незрелого сегодня, нет никакой возрастной иерархии, никаких низших и высших рангов боли и радости, надежды и разочарований.
Играю ли я или говорю с ребенком – переплелись две одинаково зрелые минуты моей и его жизни; и в толпе детей я всегда на мгновенье встречаю и провожаю взглядом и улыбкой какого-нибудь ребенка. Сержусь ли – мы опять вместе, – только моя злая мстительная минута насилует его важную и зрелую минуту жизни.
Отрекаться во имя завтра? А чем оно так заманчиво? Мы всегда расписываем его слишком яркими красками. Сбывается предсказание: валится крыша, ибо не уделено должного внимания фундаменту здания.
Право ребенка быть тем, что он есть
– Что из него будет, кем вырастет? – спрашиваем мы себя с беспокойством.
Хотим, чтобы дети были лучше нас. Грезится нам совершенный человек будущего.
Надо бдительно ловить себя на лжи, клеймя одетый в красивые слова эгоизм. Будто самоотречение, а по существу – грубое мошенничество.