Мне она казалась ведьмой. Иначе зачем бы ей убирать с полок мои любимые книжки и папины технические справочники и расставлять целую серию из двух десятков пособий по белой, чёрной магии и заговорам.
Я не могла понять своим детским разумом, как можно истово читать молитвы и класть поклоны перед иконой, а вслед за тем шептать непонятные заклинания.
Тамара была ярой фанаткой одной известной целительницы и рвалась съездить к той на личную встречу.
Я боялась новую папину пассию и после выходных, проведённых у бабушки с дедушкой, не хотела возвращаться домой.
Но папа в этом вопросе оставался непреклонен:
- Ты привыкнешь. Это всё временно. Обычные детские капризы.
У рыжей была дочь-первоклашка Раечка. С ней мы были дружны. Но мне искренне было жаль девчушку. Вечерами, вместо домашних заданий, мать запирала её на кухне для молитвы.
Отец как-то высказал своё мнение, что не нужно бы навязывать ребёнку веру в бога силком, на что на него посыпались обвинения, что ничего-то он не понимает в истинном служении и в воспитании детей, кстати, тоже.
Каждый день после уроков я начала заходить к деду Аркаше. Мне не нужно было ему жаловаться, он и так всё понимал, но оставаться на ночь удавалось редко да и то по выходным. А если я задерживалась до вечера, неизменно после работы за мной заходил отец и забирал домой.
Жизнь с фанатичной мачехой оставила свой отпечаток: из спокойной девочки я превратилась в пугливую и дерганную. Хотелось спрятаться подальше в уголок, чтобы никто не трогал или гулять на улице до самой ночи, чтобы пореже видеть её. Даже в школе учителя стали делать мне замечания за рассеянность. Я замкнулась.
Тот год был самым тёмным временем в моей судьбе, но я лелеяла внутри трепещущую надежду на то, что солнечный свет, в конце концов, победит тьму.
Так и случилось.
Тамара умыкнула у папы его недавно полученную зарплату, якобы поехав на встречу со своей целительницей. Дочку она подкинула родственникам.
Больше к нам она не вернулась. Папа сам отвёз ей все их вещи.
Следующие полгода я часто жила то у родителей отца (бабы Мариши и деда Кирилла), то у дедушки Аркадия.
Душевные раны понемногу затягивались.
Я думаю, немногие дети безболезненно воспринимают отчима или мачеху. Это, в любом случае, стресс для ребёнка. И нужно приложить немало сил, внимания, тепла и любви, чтобы из недоверия вырасли гармоничные отношения.
Это попыталась сделать Глафира, которая стала тем самым солнечным лучиком, рассеявшим тьму. От этой невысокой кругленькой женщины исходило обаяние домашнего уюта и женской мудрости. Ни разу, за прожитые с нами пять лет, она не повысила на меня голос. Именно с ней мне хотелось учиться готовить и ходить по магазинам.
У неё была дочь от первого брака Дина, которая была моложе меня на два года.
Сама тётя Глаша работала швеей на фабрике, а в свободное время водила нас по грибы и ягоды, на речку и всячески старалась разнообразить досуг.
Она нравилась родителям отца и даже деду Аркаше, которому постоянно через меня передавала то пирожки, то жареную рыбу, то котлеты.
Я была согласна, чтобы эта женщина жила с нами и дальше, но беда пришла, откуда не ждали.
После расставания с Тамарой отец начал выпивать.
Глафира пыталась мягко пресекать эти попытки, пока однажды пьяный папа не ударил Дину за то, что она, по его мнению, долго сидела вечером перед компьютером.
Один поступок перечеркнул всё. Извиняться отец не захотел. Случился скандал. Дина заявила, что у нас она больше не останется. Глафира вступилась за дочь, как и поступили бы большинство матерей.
Она с отцом встречалась ещё какое-то время, но под одной крышей они больше не воссоединились.
Когда я училась в одиннадцатом классе, отец познакомился со своей теперешней сожительницей Инной. Она была худощава и бледновата, беззлобна и поддерживала его в желании выпивать.
Пока я жила с ними будние дни, когда они ходили на работу, проходили спокойно, а выходные превращались в попойки.
Закончив школу, и поступив в колледж, я, наконец, отвоевала право поселиться у деда Аркаши насовсем.
Глава 6.
Закончив с посудой, Тая прошла в зал, где посапывал заснувший под бормотание телевизора Аркадий Петрович, открыла полированную дверцу книжного шкафчика и вытащила три пухлых альбома с фотографиями.
"Когда мне грустно и тоскливо, я люблю перелистывать альбомные страницы и снова и снова рассматривать дорогие мне лица.
Удивительное дело, что в те времена без фотошопов и фильтров, они выглядят необыкновенно ясными, радостными и очень красивыми. Определённо, в черно-белых фото есть своя прелесть, утонченность и загадочность.