Глава 1: Целая головка чеснока.
* * * Человек - это сосуд. Я часто встречал это выражение. В книгах. В стихах древних поэтов. Мало кто понимает, насколько это точное, даже буквальное описание. Недооценённое. Вы, наверняка, сталкивались с этим банальным философским парадоксом. Как отвечать на вопрос «Кто ты?». Особенно, если спрашивающий вам не знаком. Вы можете сказать «человек». Но в этом ответе нет силы. Нет ценности. Или назвать своё имя: «Я - Вася». Но тогда диалог приобретает оттенок бессмысленности. И если человеку последовательно повторять «Нет... КТО ты?», то через некоторое время он смутится. «Что вы имеете в виду?» - скажет он. Или скажет: «В смысле «Кто я?» А в голове у него возникнет немного тревожное чувство. Возникнет вопрос: «А кто же я?». И, как слои с луковицы, он будет снимать со своего «Я» эти банальные клише - «человек», «мужчина», «менеджер»... И доснимается до пустоты, так, что даже зябкий холодок пробежит по спине, как будто бы он вдруг оказался голым на вершине горы, открытый холодному космическому ветру бесконечности. У Пелевина в романе «Ампир V» люди представляются просто оболочками для «языка» - червеобразного оранжевого нароста на нёбе, древнего сверхсущества, субъективно превращающего человека во всесильного вампира, объективно просто использующего его как сменную одежду, механизм для перемещения в пространстве. Так и в реальной жизни мы все ищем свой «язык». Что-то, что нас наполнит, придаст форму, смысл и, главное, поставит на свою ступеньку, отведёт свою нишу в социуме. Именно поэтому люди так часто хотят «узнать друг друга получше». За этим благозвучным эвфемизмом скрывается банальное желание узнать место человека в общей иерархии. Сравнить его со своим местом, ранжировать и либо обесценить, либо убедиться, в том что он стоит выше, а значит интересен, и почувствовать влечение. Сосуд - скучен. Важно лишь наполнение. Мы все - лишь набор функций и социальных ролей. И та функция, которую мы освоили лучше всего, и является тем, кто мы есть. - Иванов? Что ещё за Иванов? - Как? Ты его не знаешь? Гениальный скрипач! - Ааа! Ну, конечно! Боже, конечно! Срочно познакомь нас! Я просто сгораю от нетерпения! Он такой интересный! И у самого Иванова нет больше проблем с ответом на вопрос «Кто я?» - Кто я? Я - скрипач! - Тот самый Иванов? Извините, не узнал! Это такая честь! И, как «язык»-вампир, подавляющий волю человека, завладевающий его сознанием, так ведёт себя и функция, в которой мы преуспели. - Иванов, если будешь усердно заниматься, из тебя выйдет отличный скрипач! - кто-то сказал мальчику, после его первого успешного выступления. И с этого момента функция «скрипач» стала медленно порабощать Иванова. Он стал самозабвенно пилить гаммы. Читать книжки о великих скрипачах. Перенимать их привычки, манеру говорить и одеваться. Общаться с такими же начинающими скрипачами. И вот, через десяток другой лет, этот «вампир-язык» полностью порабощает его. Нет больше незамутнённого Пети Иванова, который любил ириски, бегать на заре к пруду, чтобы половить плотвичек, и мечтал стать космонавтом и, "как папа". Полностью подчинившая его функция «скрипач» лишь презрительно или в лучшем случае снисходительно кривит губы при воспоминании об этих «увлечениях». Ей неинтересно прошлое сосуда. То время, когда он был пустым. Тогда в нём свистел ветер. Теперь он обрёл смысл. Он важен. Он до краёв наполнен лакированной кожей, мелом, вкусно пахнущим деревом, пыльными портьерами, нотным станом, вкрадчивым пиццикато и роскошным чуть мятым букетом роз. Он вдруг как-то очень легко свыкается со словом «призвание». И теперь функция - не просто его хозяин. Она - его Бог. Тот кто даёт пищу, тот кто даёт защиту, любовь и признание в обществе. И самое главное, тот, кто наполняет его жизнь Смыслом. Нет, нет. Не смерти человек боится. Человек боится несуществования. Страшного чувства, что никакого «Я» нет. Вот почему ему так важно «найти Себя». Но не «Себя» он на самом деле ищет. Он ищет иллюзию, маску, что-то имеющее реальную суть, форму и ценность в глазах общества. Что-то, чем он наполнит своё бесплотное «Я» и заставит окружающих людей его увидеть. - Господи, так это же Иванов - великий скрипач! - воскликнут люди. И по жилам сосуда разольётся теплое, приятное умиротворяющее спокойствие. «Люди видят меня. Значит я существую. Я живу. АЗ ЕСМЬ». И насколько сладко это чувство существования, цельности и осмысленности, настолько же ужасно неуютна и гложуща пустота в сосуде. Она толкает к наркотикам, пьянству, чревоугодию и бесконечным развлечениям, к чему угодно, что позволит забыться, отвлечься от этого страшного ощущения пустоты. Да что там говорить! Она толкает некоторых на путь ужасных злодеяний. Настолько мучительно им не отражаться в глазах окружающих. - Ах, вы не видите меня? - с леденящим отчаянием вскрикивает такой несчастный. - Так я заставлю вас увидеть! Именно поэтому многие маньяки так хотят признаться. Жаждут, чтобы их поймали и разоблачили. Пусть все узнают. Пусть в лицах окружающих отразится страх, ненависть и отвращение. Пусть их осудят и казнят. Но в этот недолгий период они будут существовать. Они будут. - Петров? Не тот ли это ужасный маньяк? АА! Конечно, слышал! Настоящее чудовище! Да. Это он. Петров. Настоящее чудовище. Мерзостный нарыв на здоровом теле общества. И это прекрасно! Его ненавидят, а он хотел бы, чтобы его любили. Он не хотел быть таким. Но ещё больше он не хотел быть никем. Глава 1: Целая головка чеснока. * * * В номере я задержался лишь для того, чтобы бросить вещи, ополоснуть холодной водой своё помятое после долгого перелёта лицо, почистить зубы и смазать непослушные волосы глиной для волос «Uppercut» из чёрно-белой плоской жестяной банки со стилизованным под старину изображением двух боксёров, один из которых наносил другому удар снизу. Причём наносил неправильно, и об этом после четырёх лет занятий боксом я мог авторитетно заявить. Глянув в зеркало, я увидел худощавого темноволосого мужчину лет тридцати пяти в чёрных джинсах и тёмно-синей спортивной кофте с капюшоном. Нос его был чуть длиннее, чем приличествовало по канонам правильности черт лица, а жирная кожа была слегка изрыта кратерами юношеских угрей. Причём юность их владельца ушла уже давно, а вот угри почему-то решили остаться навсегда, видимо, повинуясь какому-то сентиментальному чувству. Ничего нового я в зеркале не увидел, поэтому лишь быстрым движением пригладил мужчине волосы на макушке и покинул номер. Вечер был юн, а ночь нежна, ведь дорога в неё была вымощена развлекательной программой в формате «алкогольный променад с коллегами по барам города N». На телефон мне уже позвонили Фред и Джо. На телефон мне уже позвонили Андрей Ермолаич и Лёха. И я всем им сказал, что, конечно же, иду. Я всем был нужен. Я был незаменим. Причина была проста. Лёха с Андреем Ермолаичем не говорили по-английски. Фред и Джо не говорили по-русски. А я был переводчик. Слегка подрагивая всеми внутренностями в предвкушении первой кружки холодного пива, я выдержал тридцать секунд поскрипывания лифта и, как молодой ягуар, выпрыгнул на ресепшен, стоило металлическому чреву лишь приоткрыть свои створки. - Извините, вы - Павел? - женский голос остановил меня у самой вращающейся стеклянной двери, за которой уже виднелись тёмные силуэты моих курящих коллег. Обернувшись, я увидел девушку у стойки. Мы посмотрели друг другу в глаза и мне стало радостно, тревожно и грустно. Словно встретил родную, любимую после долгих лет разлуки, но через секунду понял, что обознался. Она стояла передо мной, одетая в джинсы и тёмно-серую кофту. Густые волосы цвета мёда, льна и каштана. Широко распахнутые серебряные глаза. Слабая улыбка. - Извините ещё раз, меня зовут Анна. Я организатор конференции, мне сказали, что вы переводчик «Руспромзолота». - Да, это я. - Слушайте, замечательно. Мы с Асылом привезли аппаратуру для синхронного перевода на завтра. Вы не могли бы взглянуть, всё ли в порядке. Может, что-то ещё нужно? - Да, давайте. - Отлично, Асыл, покажи Павлу, что мы привезли. Она говорила всё это, а я не отрывал от неё взгляда. Поэтому, когда сбоку забасил мужской голос, я вздрогнул и непонимающе уставился на его владельца. Оказывается, рядом с Анной всё это время стоял молодой казах с атлетической фигурой и какой-то ультрамодной прической. В руках у него был чемодан. Он открыл его, и моему взору явились ряды приемников с наушниками и одно побитое жизнью китайское «шептало». - Да, всё на месте, - глупо сказал я и снова уставился на девушку. - Ой, ну классно, что мы вас встретили, теперь будем спокойны, - улыбнулась мне Анна. - Спасибо. - Да, - сказал я и продолжил стоять, впившись в неё взглядом. - Спасибо, - ещё раз сказала она. - Не за что, - сказал я и продолжил есть её глазами. Повисшая пауза была плотной и вязкой, как сливочное масло. Я стоял перед ней с отключенным мозгом и не мог придумать ни одного повода для продолжения беседы. Но и уйти я физически не мог! Меня тянуло к ней со страшной силой. Хотелось обнять её прямо здесь, целовать её лицо, губы, тискать её тело и вдыхать запах волос. Хотелось так сильно, что по спине побежали мурашки и стало даже слегка страшно, от того, что я не смогу совладать с собой. Моё неимоверное напряжение, видимо, наэлектризовало всё вокруг и передалось ей, она застыла, как кролик перед удавом, улыбаясь слегка растерянной и ошеломлённой улыбкой.