Но они с Файрой любили друг друга. Взаимно. Она, не смотря на свои силы, была нежнейшей сущностью, способной тонко чувствовать жизнь, идеально контролировать свою силу. Она единственная известная ему архаи, которая знала, что такое милосердие и совесть, кто не руководствовался капризами и пренебрежением, единственная, кто ценил жизнь. Кто мог противостоять стражам, представителям рода, всему миру, защищая какую-то неприкаянную сущность, случайно выловленную из необъятных просторов космоса. Но ее жизнь прервала Стерва. Та самая, которая сейчас смотрела в глаза Серафиму.
Он чувствовал, как дикая ненависть, захлестнув его и минуя все блокировки, ринулась к архаи, врываясь красными стрелами в переплетения ее энергетики, стремясь добраться до проявившейся метки Дуллахала и максимально ее раскрыть. Плевать, где Стерва встречалась с этой черной сущностью, они стоят друг друга! Серафим стремился зацепить эту метку, освободить, причинить ненавистной личности максимально-возможную боль. Одновременно он разрушал и «кокон», защищающий его от огня Бетельгейзе, но это не имело значения. Он почти поверил этой личине, привязался к ней, даже защищал ее! Глупец! Глядя сейчас в эти темно-бордовые с расплавленным огнем вместо зрачка глаза, он максимально выложился в то, чтобы ударить. Он был не против погибнуть от огня Бетельгейзе – самого чистого и сильного горна сущностей. Лучше исчезнуть окончательно, чем остаться игрушкой в руках этого монстра в личине ангела. И у него почти получилось… Он не учел только матушку Орею…
Когда мужчину окружила стена яростного огня архаи, Серафим закрыл глаза, стараясь просто отдаться ощущениям и принять распад с надлежащим спокойствием, но пламя стремительно изменило цвет на слепяще белый, окружив мужчину сферой. Очередная тюрьма…
В его голове прозвучал властный и немного грустный голос матушки Ореи.
--Страж, странник, опытный, а так легко позволил себе запутать…. Отдохни, доблестный защитник жизни. Вам обоим нужно немного остыть, а потом вновь встретится.
– Не желаю… – попытался возразить Серафим, понимая, что теряет собственную личность под давлением чужой воли.
– Твои желания уже учитывались. Но ты не в силах их контролировать, как не по силам это оказалось и стражам Земли. Ничему не научили тебя последние циклы, проведенные на этой планете! – отрезала матушка и Серафим почувствовал, как его сущность сжимается, превращаясь в чистый концентрат энергии. Концентрат, который стирает все грани и неожиданно показывает страннику, что в его собственном сознании есть нераскрытый архив. Что за новости? Откуда? Но воля матушки Ореи не предполагала времени на раздумья, а легко вскрыла заблокированный участок с едва заметными отметками стражей Земли. В сознание Серафима рекой хлынули образы и воспоминания. Воспоминания о времени на Земле в роли узника. О жизнях, в которых он встречал родную душу…
§§§
Он крадется густыми джунглями в поисках самого страшного охотника – ягуара. Для того, чтобы подтвердить свое право стать вождем племени, ему нужно убить царя джунглей, убить того, кто убил его отца и мать. Он отомстит! Его молодое тренированное тело натерто специальным раствором трав, набедренная повязка, вымочена в нем же, волосы собраны в длинную косу, натертую жиром. Он бесшумно скользит по лесу и замирает у водопоя. Тут. Тут он будет ждать.
Длительное ожидание вознаграждено, и он метает копье в хищницу, которую выдало едва заметное колебание листьев. Попадает, но зверь еще жив, и они сходятся в смертельном танце. Удар и когти пропахали его спину, еще – и вот он уже едва сдерживает раненого зверя, навалившегося на него всем весом. Но к счастью есть нож. Обсидиановый клинок отца, за смерть которого он поклялся отомстить. Острие находит сердце хищницы, и молодой воин удовлетворенно поднимает взгляд на морду, но вместо радости победы его неожиданно затапливает тоска. Янтарные глаза из которых исчезает жизнь, смотрят до жути осмысленно и …нежно.
§§§
Он воин, один из маленького отряда, который засекли амазонки. Воинственные бестии выскочили из незаметной ложбины как ураган и мгновенно окружили вооруженных разведчиков. Разговор не задался и вот уже идет кровавый бой. В пылу битвы он скрещивая меч с одной из воительниц и, в тот миг, когда его меч уже стремительно летит к девичьей шее, он встречается с ней взглядом. В этих огромных глазах ярость, боль и….золотистый свет. Знакомый до боли в сердце, душе… От неожиданности он замедляется, дает ей возможность увернуться и пропускает удар… Удивление едва ли не перекрывает боль от стали врезавшейся в плоть…