Роксана Форрадаре
Увидеть все
Глава 1
У меня были тонкие пальцы с короткими, обкусанными ногтями. Мою правую руку сжимали два кольца — железных и толстых, не слишком подходящих ребенку, которым я являлась. В стиснутом кулаке под этими кольцами скрывалась горсть монет. Я не могла почувствовать, но все равно была уверена, что мне невероятно приятно держать их при себе. Сальные увесистые кругляши, способные неделю кормить семью из трех человек, — сейчас они были важнее всего на свете. Я упивалась их наличием, когда вдруг из коридора раздался громкий мужской голос. Тесная комната перед моими глазами резко закружилась: я принялась торопливо искать место, где могла бы спрятать свой бесценный клад. Голос звал меня, звал настойчиво и сердито, и я, не придумав ничего умнее, положила монеты в маленькую коробочку…
— Ты положила их в коробку, Роза. — Я поморщилась, вырываясь из чужого воспоминания, и отпустила руку тринадцатилетней рыжеволосой девочки, которую крепко сжимала последние пять минут. — В коробку, которая стоит у тебя под кроватью.
— Точно? — Роза широко распахнула свои небесно-голубые глаза. — Неужели я там не посмотрела?
— Точно, — устало улыбнулась я. — Сходи домой и проверь еще раз.
— Спасибо вам, Ванда. — Она вдруг виновато потупилась. — Не думайте, что я такая забывчивая и глупая. Просто в тот день я очень рано встала и совсем не успела поесть. Еще брат вернулся… он ведь постоянно у меня деньги отбирает, если находит.
— Не переживай. Я ничего такого не думала.
— Сколько я вам должна?
— Нисколько, Роза.
— Почему? Я ведь знаю, что вы обычно берете плату за свои услуги.
— Я очень хорошо отношусь к твоей маме, вот почему. Беги, скоро фонари выключат.
Голодный желудок протестующе заурчал, но я с легкостью его усмирила. Несчастная девочка походила на скелет, а ее матери в нынешних условиях оставалось жить не больше года — брать с них плату было бы преступным делом. Еще этот оболтус Грач… додумался же, деньги трясти с младшей сестры! Мало ему было статьи за разбой! Его гулкий пьяный голос из воспоминаний Розы вновь застучал у меня в ушах, и я скривилась от отвращения.
— Где ты была, Ванда?
На порог, едва я добралась до дома, вышла моя сестра, Мак. Сводная сестра. Фонари на улице отключились в ту же секунду, когда глаза наши встретились: у нее они были карие и удлиненные, а у меня — светло-зеленые и круглые.
— Работала.
— Опять? — Она поджала нижнюю губу. Видно этого не было, но я так хорошо знала ее мимику, что с легкостью представила выражение ее лица. — Тебе же говорили, что это небезопасно. Если Штабу станет известно о твоих способностях…
— Все мои клиенты осведомлены, что перед гвардейцами нужно держать язык за зубами. Пойдем в дом, Мак.
— Ты подумала, что будет с родителями, если тебя арестуют? Особенно с мамой, учитывая ее…
— Ты знаешь, что я очень люблю твоих родителей, — вновь оборвала ее я. — Поэтому и пытаюсь быть им полезной.
Мак отвернулась и открыла дверь — крыльцо залил тусклый свет свечи, горевшей где-то в прихожей. Этот свет обнажил ее острый затылок под темно-каштановыми волосами, вязаный теплый свитер с маленькой дыркой на подоле и бледную кожу, такую же, как и у всех, кто проживал в Городе. Я зашла вслед за ней, бросив последний взгляд в кромешную темноту, нависшую над улицей. Ее обуславливало отнюдь не отсутствие на небе звезд и даже не ночное время суток. Город целиком и полностью располагался под землей.
— Она дома, ма. — Не глядя на меня, Мак побрела вглубь комнаты.
— Ванда, — проскрипел оттуда слабый женский голос.
Я протиснулась в узкий каменный лаз и уверенно улыбнулась своей приемной матери. Ей было уже за пятьдесят — преклонный возраст для Города, — и все в ее движениях выдавало болезненную немощность.
— Я принесла немного денег.
— Не гуляй так поздно, — не слушая меня, пробормотала она и со свистом втянула в себя воздух. — Ты заставила меня поволноваться.
— Прости, мама. Как ты себя чувствуешь?
— Лучше, намного лучше…
Она поманила меня рукой, и я послушно устроилась у ее кровати, подогнув под себя ноги. Мак бросила на нас беглый взгляд через плечо. Она была старше меня всего на два года, но почему-то мама считала ее взрослой и самостоятельной, а меня, в мои двадцать четыре, маленькой и нуждающейся в защите. Наверное, дело было в неизгладимом первом впечатлении: при знакомстве я предстала перед родителями Мак худой и ослабленной, в то время как их родная дочь росла здоровой и крепкой, и с тех пор мама, пораженная разительным контрастом, продолжала видеть меня именно такой, хотя прошло уже больше девятнадцати лет.