— Она уснула, — коротко произнесла я, войдя в нашу с Мак комнату спустя полчаса. — Доктор Жако сегодня не заглядывал?
— Нет, он занят до следующей недели.
— А где папа?
— Он взял ночную смену в шахте.
— Зачем? — встрепенулась я. — Нам же хватает денег.
— Попробуй ему это объяснить, — фыркнула Мак, после чего, поерзав в нерешительности на кровати, поинтересовалась: — Что ты сегодня видела? Кому помогала?
— Я успела обслужить пятерых. — Я задула свечу, освещавшую нашу комнату, и опустила голову на подушку. — Знаешь, мне стало гораздо легче выискивать нужные воспоминания. Раньше я видела все вспышками, кляксами, а теперь… я была уверена, что не смогу помочь Розе, потому что прежде никогда не попадала минуту в минуту, но у меня получилось.
— Розе? Это ведь сестренка Грача?
— Да. Ты бы встретилась со своим однокашником, вправила бы ему мозги, вы ведь дружили когда-то.
— Нищета любого способна превратить в негодяя, — хмуро произнесла Мак. — Мне уже до него не достучаться.
Мы замолчали: я вновь принялась представлять небо, которое видела в последний раз два года назад на запланированной профилактической вылазке, а Мак наверняка в очередной раз задумалась о моих способностях. Потом мне стало холодно, и я попросила у нее разрешения надеть ее свитер. Хотя у нас были разные черты лица, разные по цвету и структуре волосы и даже разный оттенок кожи, мы обладали совершенно одинаковым телосложением, что оказалось весьма выгодно для семейного бюджета, ведь мы могли без проблем носить вещи друг друга.
Укутавшись в теплую шерсть, я вздохнула с облегчением.
— Ванда, ты же никогда не читала мои мысли? — внезапно спросила Мак.
— Я не читаю мысли.
— Ну не просматривала мое прошлое?
— Не просматривала. Я ведь тебе обещала. Да и не так-то это просто. — Колючий озноб вновь прошелся по моему телу, и я залезла под одеяло. — Представь, что ты погружаешься с головой в ледяную воду, чуть не задыхаешься, а затем резко выныриваешь и оказываешься запертой в чужом теле. Видишь и слышишь все, что видит и слышит оно, но ничего не чувствуешь и не можешь ни на что повлиять. В первую очередь тебя бросает в самые эмоциональные периоды жизни человека, когда он испытывал сумасшедшую радость или горе, и тебе приходится…
— Не продолжай. — Мак поежилась. — Я представила. Извини, Ванда.
— За что?
— Просто так.
На следующий день я вышла на улицу рано, едва фонари вновь загорелись. Их включали около восьми утра, а выключали в двенадцать вечера, и в этот промежуток Город был абсолютно, пугающе одинаков. Он состоял из вездесущей тишины, россыпи одноэтажных домиков и окружающего их со всех сторон черно-серого камня, а догадаться о приближении ночи без часов в нем было попросту невозможно, но я и не видела иной жизни. Я родилась здесь.
— Привет, Ванда.
В мрачном малолюдном переулке, который я проходила каждый день, спеша к своим клиентам, мне встретился с ног до головы замотанный в толстые слои одежды Виреон — светловолосый бездомный паренек примерно моего возраста. Матери своей он не знал, а отец погиб почти десять лет назад, предварительно задолжав крупную сумму какому-то местному бандиту. В результате Виреон оказался на улице, что, впрочем, было немногим хуже, чем жить в каменных стенах: в Городе в любом случае было холодно буквально везде.
— Привет. — Я извлекла из своей сумки крупный помидор. — Держи.
— Спасибо. — Он ловко поймал его и улыбнулся: — Моя спасительница.
— На работу устроиться так и не получилось? В шахтеры вроде всех берут.
— Увы, там тоже требуют регистрацию.
— Понятно, — сочувственно кивнула я. — Не унывай, как-нибудь прорвемся.
Виреон снова улыбнулся — улыбка ему очень шла, делала осунувшееся лицо не таким измученным и чахлым. Наверное, именно из-за этой задорной улыбки я и взялась подкармливать его с тех самых пор, как он лишился дома.
— Ты не говорила, чем зарабатываешь на жизнь сама.
— Да… это непросто объяснить.
Про мой странный дар было известно многим жителям южного района Города, хотя я почти не рассказывала о нем самостоятельно. Слухи всегда распространялись без моего участия, пересказывались удовлетворенными клиентами клиентам будущим, что приносило мне неплохой доход, но предполагало и некоторые риски.
— Гвардейцы, — неожиданно произнес Виреон, глядя мне за спину. — К нам идут.
Их было трое, в темно-серой униформе, состоящей из однотонных брюк, плотных рубашек и тяжелых ботинок. На поясе они носили очки ночного видения и дубинки из матовой резины, а у коренастого мужчины по центру имелся еще и пистолет, заточенный в кожаную кобуру.