Я встретила Родиона практически сразу, как вторая стадия миновала. После незнания в восемь ко мне слишком внезапно ворвалось осознание, и будь я на этой стадии сейчас, к елке не приближалась бы и на шаг. Тогда опасности мерещились мне на каждом шагу, и даже тете мои фобии казались излишни, но никто не протестовал, когда я просила выключать батареи на ночь или выдергивать все из розеток сразу после использования. Уж куда лучше, чем таскаться со мной потом по больницам.
Конечно, школьную жизнь это несколько подпортило: шуганая, ненормальная. Больная. Если бы меня тогда не перевели на домашнее обучение, третья стадия наступила бы быстрее, но в итоге переходный возраст, хоть и с опозданием, все равно взял свое.
На старте третьей стадии, полной злости и обиды, к Роду меня и притащили. Левел-ап. Сколько бы я ни пыталась беречь себя, ничего не получалось, и вроде бы проклинай себя, а не весь мир, но...
Род меня фактически спас своим безапелляционным, беспристрастным воспитанием, и чем сильнее я хотела из этого мира сбежать, тем яростнее он принимался за опеку. По сути, ничего, кроме своей кожи, предложить я ему не могла, и то пришлось ждать восемнадцати, но когда он только увидел на мне брызги ожогов, и началась наша дружба.
Из меня наверняка получилась бы отличная нянька его детям, Мира иногда выглядит такой убитой, что не предлагать помощь по надзору за их шебутным стадом с моей стороны просто неприлично, но… Детей ко мне не подпускали, ведь все боялись, что они меня если не убьют, то точно покалечат. Ох уж эти карандаши и машинки. Бах! И нет глаза…
Я вышла из такси. 12:32.
Зал для конференций находился недалеко от главного корпуса университета, была я здесь уже три раза и всегда в одной и той же роли. Сторговаться с Павловым не вышло. Наверняка он знал, что рано или поздно я сама к нему приду. Деньги были очень нужны, брать меня на работу никто не спешил, а январь подходил к концу.
О своём внезапном желании попробовать себя в аэроклубе рассказать я никому не решилась. Это мое дело, и мне оно казалось не опаснее похода в магазин. Высота меня совсем не пугала и вообще не будоражила, но момент прыжка… Видимо, было в нём что-то живое. Вновь и вновь я взывала в памяти к тому холодному, одинокому дню на крыше. Чувство, которое меня остановило тогда. Я знала, оно где-то рядом, оно в моменте, но никак не могла уцепиться за него. Не зря же вселенная тогда съежилась, чтобы показать мне будущее.
Почти все праздники я провела за изучением феноменов пространственно-временного континуума, но школьной программы и художественной литературы оказалось маловато, чтоб всё это понять.
После того, как я передумала заканчивать существование пятном на асфальте, я практически ничего не помню. Как спускалась, как вернулась домой. Как перешла на стадию номер четыре. Ничего. Сплошной туман. Но теперь я искренне надеялась, что когда найду, оно поможет, мне жить. Поможет, на грядущей стадии не провалиться в очередную бездну ненависти, ощущение которой с каждым днём становилось только острее. Я знала, что счастье возможно и без туши, и искренне надеялась, что в “Увидимся!” меня научат бояться смерти, а не жизни.
“Без боли, значит, жить не можешь?”
Я усмехнулась, прошла в третий конференц-зал и села на крайнем сиденье третьего ряда. Всё по плану, но сегодня, как назло, было многолюдно. Вряд ли все меня запомнят и будут тыкать пальцем, но с первого ряда уже пару раз махнули. Аспиранты моего Айболита. Меня они с ног до головы уже рассмотрели, и теперь интерес им представляла только моя подробная медкарта. Альманах непознанного.
Я еще раз прослушала голосовушку с пожеланиями удачи от Нины и окончательно расслабилась.
Аудитория зааплодировала, – на сцену вышел Алексей Андреевич. Доцент кафедры и наверняка будущий Профессор Павлов. Естественно, только если его докторская произведет ожидаемый фурор, и ему вручат так желанную степень.
Павлов откинул со лба свои золотые кудри и поправил модные очки в черепаховой оправе. Аспирантки, наверное, кипятком ссутся, только бы попасть к нему в команду. Это вам не парашютисты… Потомственный медик. Автор бесчисленного числа статей, мастер черного юморка, отличный врач и, подозреваю, неплохой любовник. Видели бы они этого принца в лаборатории, где карета скоро превращается в тыкву.
– …таким образом, все мы понимаем, – вещал он в микрофон. – Что мутацией гена SCNP9A всё не заканчивается. В настоящий момент…
Эту лекцию я знала уже наизусть. Хоть на подобных конференциях и появлялась не часто, множество раз наблюдала за репетициями и даже помогала составлять речь. Нужно было проситься в ассистенты. Имя бы хоть мелким шрифтом на обложке впечатал.