– Род то ещё помело, но успокоить женщину он не в состоянии. Звони почаще, я не нанимался в няньки.
– Поняла.
С любовью Павлов смотрел на меня только во время презентаций и где-то до тринадцати, потом, вероятно, кроме набора прокаженных генов во мне он ничего не видел. Одержимый, но мне и одного опекуна хватит, правда.
Он с шумом рухнул на стул у ламп, повернул камеру и, пристально меня рассматривая, заговорил в микрофон:
– Двадцать восьмое февраля две тысячи восемнадцатого года. Время двадцать три пятнадцать. Жалобы?
– Бессонница. Головокружение. Три вспышки мигрени за последние полчаса, – я приложила ладонь к солнечному сплетению. – Давит в груди. Стошнило час назад. Прогнозируемо. Гипергидроз.
– Последнее мочеиспускание?
– Три часа назад.
На руке повис рукав тонометра.
– Гипотония. Восемьдесят. Пятьдесят. Пульс сто. Отмена диуретиков, корректировка курса. Ангидроз под вопросом. Подробнее про вспышки.
– Мили, не больше.
Огонёк на камере потух, и Павлов уже спокойнее пересел за свой стол.
– Жить буду? – уточняла я, укладываясь на родной диван, купленный специально для меня. По-другому психолог отказывался беседовать.
– Пока я жив, будешь, – говорил док, потирая глаза. – Явная передозировка. Ожидаемо. Перерыв сказался на общем состоянии, придётся откатывать курс на полгода назад! – рявкнул он на меня. – Вчера были предпосылки?
– Нет вроде.
– Вроде?
– Нет. Не было.
– Чем занималась сегодня?
– Да в общем-то… Ничем.
– Что значит, “ничем”? Ходила куда, лежала весь день, депрессивное состояние, эйфорические припадки?
– Нет. Ничего. Ходила в город на прогулку. Вернулась, поужинала, легла, встала и здесь.
Вообще, подобное со мной не впервой, просто не явись я сегодня, завтра могло бы стать хуже, а мне в семь вечера надо быть на парковке.
– Подъем, – Павлов пнул диван, – завтра утром зайдешь. Будет новый коктейль.
– Поняла.
Мы вышли из клиники, и я села по центру заднего сиденья нового красного внедорожника. Ремни щелкнули. И как ещё детское кресло не купил?.. Тащились до моего дома мы целый час, вместо возможных двадцати минут – без рисков на поворотах.
В такие моменты я чувствовала себя хрустальной куклой. Обычно только аспиранты обращались со мной, как с сокровищем, параллельно пытаясь усмотреть материалы для своих кандидатских. В том, что их доцент осилит этот путь, они не сомневались, а я ещё не одному поколению пригожусь, отсюда и все эти: Леночка, Солнышко, Милая. Тискали они меня хоть и с целью эксперимента, но все равно с таким трепетом, что мне иногда было страшно повредить их нежные ручонки. Приятно мнить себя принцессой, когда лежишь в бреду, утыканный катетерами.
Павлов светские беседы со мной никогда не вел. Только коротко и по делу, даже смс-ки редко насчитывали более пяти слов. Естественно, когда я вновь появилась, первое время он старался быть помягче, но меня это больше пугало, чем обнадеживало. Достаточно было исключить акупунктуру из курса.
Крайний раз этот Эйнштейн играл в хорошего полицейского, когда я явилась пьяная и без невинности. То-то был спектакль. Такая важная информация, а я с ведром в обнимку и ни черта не помню. Когда кто-то шутит про “свечку держал”, мне даже не смешно, потому что со мной в следующий раз именно так и будет. В договоре отдельным параграфом теперь прописаны подробности, в которых я должна описывать свою половую жизнь.
Три года никаких новостей, переломов и открытий. Его это наверняка бесит покруче новых рисунков на теле, которые: “Маскируют всю клиническую картину!” А как сам с интересом наблюдал за реакцией на первое тату, так и забыл совсем. Может, он бы теперь одобрил мою идею с экстримом?..
Уже утром, пока я получала скорректированную дозу препаратов, эта мысль снова засела в голове. В лаборатории меня больше не пытают, гормональная терапия – минимум, блокаторы тоже, и помирать я не планирую. Павлова с его уставшими глазами даже жаль стало.
Впервые за долгое время я выходила из дома полная надежд, с целью и планами аж на месяц вперед. Воспоминания о старой работе приятным осадком зудели в подкорке, но коллеги-аспиранты тоже ничего. Если лабораторную крысу вообще можно считать коллегой.
И не влетит мне, интересно, за эту несанкционированную вылазку до оформления страховки?..
Впереди показались площадь и серо-голубые панели Дома Советов. На парковке у здания клуба я разглядела четыре машины и два автобуса, мимо которых шустро сновали люди с тележками, и громоздилась парочка больших пластиковых кубов. Подготовка в разгаре. Только не говорите, что “в семь” я должна тут быть, чтобы помогать с погрузкой?!