Для особиста самое страшное – это неспособность надеть на кого-либо поводок. И вот это самое страшное свершилось – впервые за четверть века безупречной службы.
Безупречная служба в Арстотцке имела свою особую специфику. Она оставалась таковой до тех пор, пока не случался конкретный промах. Здесь работали частично анонимные юридические принципы законного беззакония и беззаконного закона. Первый принцип не просто давал право, но и обязывал каждого госслужащего нарушать уголовное уложение в соответствии с занимаемой должностью. Чем больше чиновник имел полномочий, тем больше и чаще ему позволялось их превышать без каких-либо негативных для себя последствий. Если госслужащий отказывался идти на превышение своих полномочий, то его чаще всего с позором выгоняли, как лицо целенаправленно ослабляющее круговую поруку, коя являлась основой общественной стабильности и цементом арстотцкской государственности. Если госслужащий превышал свои должностные полномочия в соответствии с Негласно-понятийным табелем о рангах, то он, как правило, спокойно дослуживался до почетной пенсии. И, наконец, если госслужащий регулярно совершал так называемые «акты сверхпревышения», выходил за рамки дозволенного беззакония, то против него применялся второй юридический принцип, когда беспредельщику вменялись в вину не только его собственные преступления, но и преступления его соратников по конторе.
С этой стороны к Вонелу придраться было невозможно. Он всегда действовал в соответствии с паханатскими юридическими понятиями и творил беззаконие в строго отведенных под его должность рамках. Будучи ответственным за Восточный Грештин, он получал свои десять процентов со всех серых и черных финансовых операций, и половину от собранной суммы отсылал наверх по иерархической лестнице. Даже когда после начала особого мероприятия через границу с Колечией неисчислимыми потоками принялись перегонять отжатые у неприятельского населения боевые трофеи – бытовую технику, дорогие и не очень автомобили, золотые украшения и прочие ювелирные изделия, – когда в свете начавшейся военной неразберихи госорганам оценить количество награбленного было весьма проблематично, Вонел не стал злоупотреблять сложившейся ситуацией и по-прежнему собирал положенную по юридическим понятиям десятину с каждого отката.
Однако проблема состояла в том, что второй принцип применялся также и в случае крупного провала в военном, политическом или экономическом направлениях. Начинались поиски козла отпущения, на которого вешали всех собак. И тогда по легкому мановению жезла правосудия законное беззаконие превращалось в просто беззаконие, а того, кого выбрали в качестве сакральной жертвы, судили по всей строгости арстотцкских законов, как бы показывая рядовому народонаселению, что, мол, есть справедливость и управа даже на самые высокие чины.
Базис политической стабильности держался на этих двух принципах, которые сводились к единой процессуальной формуле: «В Арстотцке виновны все!». Это касалось не только обычного люда, и так содержавшегося на перманентной основе в стойле неоднозначной законности, это затрагивало не только таких, как Вонел, коих держали на длинных поводках и коим, соответственно, многое позволялось, но это даже задевало самих Негласных Паханов, поскольку, по крайней мере, часть из них, если верить слухам, была раскоронована и определена в главпетухи.
И вот прямо сейчас вся мощь карательной машины грозила обрушиться на голову обгадившегося особиста. Вонел это чуял всем своим трясущимся нутром. Да что там чуял! Он точно знал, что за ним вот-вот придут. Дураком надо быть, чтобы не понимать таких очевидных вещей. Бегство очень важного экземпляра, невосполнимая потеря ключевых работников сервиса дознавательных услуг, стрельба в Министерстве Информации с кучей трупов – за такое кто-то обязательно должен ответить. И этим кем-то непременно окажется Вонел. Ведь именно он занимался поимкой этого трижды проклятого рыжеволосого сопляка.
«Что же делать? – лихорадочно вопросил себя Эм Вонел, безуспешно пытаясь унять мелкую дрожь в костлявых пальцах. – Может, предоставить стратегически важную информацию, заявить о том, что сбежавший сопляк готовит теракт на трубе? нет… нет… нет… это расценят не как облегчающее, а как отягчающее обстоятельство…»
Да, именно так и будет! Вонел вспомнил, как совсем недавно отправил на каторгу двух инспекторов миграционной службы, которые сообщили ему о неких подозрительных личностях, пытавшихся их завербовать. Особист недолго думая приказал арестовать обоих, и после скорого суда приговорили несчастных сих к длительным тюремным срокам за попытку организации преступной группы с целью свержения законной власти. Поступил Вонел так не из-за фатальной порочности натуры, хотя, чего греха таить, возможность сотворить беззаконие над нижестоящим без последствий для себя приносило особого рода удовольствие; сделал он это банально из-за хороших премиальных, которые давали особистам за раскрытие заговоров.