– Неужели, – голубоглазый вышел из кабинки, расстегнул сумку, выехавшую с другой стороны сканера, начал в ней рыться.
Достал гигантских размеров цвета слоновой кости дилдо с позолоченным набалдашником. Повертел его в руках, бросил ледяной, насмешливо злой взгляд на Мака и сказал:
– Вот я пару недель назад одному протестуну-пацифисту засунул дрын примерно такого же диаметра в то самое место. Это, выходит, я ему тоже услугу лакшери класса сделал? А он за эту услугу не заплатил. Несправедливо. Согласен?
– Согласен, – ответил Мак, не подымая глаз.
– Да, несправедливо, – покачал головой голубоглазый и бросил дилдо обратно в сумку, – в следующий раз буду с них за это деньги брать.
– Хрен с тобой, вали давай к своему кочлу, – рявкнул черноокий, – увеселяйтесь, пока разрешают!
Мак поспешил скрыться с глаз охранников. Возле лифта его ждал вышколенный, гладко выбритый, равнодушный ко всему лифтер.
– Мне нужен сороковой этаж, – сказал Мак сухо.
Лифтер бросил на посетителя надменный взгляд и легким, но полным высокомерного пафоса движением руки нажал на кнопку вызова. Пока они ехали, Мак разглядывал сверкающие в электрическом свете стены кабины, а лифтер стоял недвижим и даже не моргал.
– Хорошей вам ночи, мистер, – сказал он бесстрастно, как-то совсем по-механически, когда Мак вышел в сумерки.
Он не сразу сориентировался, куда идти. Где-то щелкнуло. Включился свет – сработал датчик движения. Мак зашагал по пустому коридору. Шаги отдавались гнетуще гулким эхом в широком проходе. Потолочные люминесцентные лампы, спрятанные в вытянутые стеклянные чехлы, указывали ему путь: загорались перед ним и тухли сзади, как бы говоря, что назад пути нет. Наконец, он оказался перед массивной дверью за номером 404. Было тихо и одиноко. Не верилось, что там за ней кто-то есть. Слабые человеческие пси-импульсы улавливались мозговым эмпатическим центром, но все равно – не верилось. Мак поднял руку, чтобы постучать.
– Нет, вы слышали! – вдруг раздалось в микронаушнике. – Слышали новость? Паханы закон выпустили, что отныне все захваченные территории Колечии входят в состав Арстотцки, причем сделали они это исключительно по многочисленным просьбам народа, живущего там. И теперь любое контрнаступление Вольно-Великого Войска Колечианского будет считаться не попыткой отвоевать свои земли, а прямой и неприкрытой агрессией против миролюбивого Арстотцкского Паханата.
– Не загрязняй эфир, Тима! – послышался голос Жоржи. – У меня и так спина мокрая, а тут ты еще орешь! Хочешь, чтобы я еще и штаны обмочил?
– Канал-то закрытый, закрытей некуда…
– Все равно не загрязняй!
– Ладно-ладно, – проворчал Тимофей и отключился.
Мак постучал, и дверь тут же бесшумно отворилась. Однако за ней никого не было.
– Входи! – буркнуло из динамика в стене.
Пройдя прихожую, Мак оказался в гостиной. Гостиная была необычайно широкой и светлой. Это создавало странное ощущение контраста. Только что он шел по сумрачному пустому коридору, а спустя секунду будто попал в другой мир: кресла и диваны, обитые, видимо, какой-то очень дорогой и очень ценимой технодикарями тканью, три лакированных столика, два комода и сервант, а еще посередине зала – рояль. Жоржи говорил, что вся мебель в таких номерах делалась из какого-то редкого на планете дерева, и один шкафчик по цене мог стоить целого годового заработка рядового работяги на какой-нибудь стройке.
«Я, наверно, никогда к такому не привыкну», – подумал Мак и поднял очи горе. Высоченный потолок ослеплял белизной, карнизы украшали какие-то золотистые завитушки, а две гигантские люстры были обвешаны сверх какой-либо меры сверкающим хрусталем.
– Нравится? – послышался бархатный голос.
Мак обернулся. Возле другого входа в гостиную стоял рыжеволосый широколицый человек в банном халате. Это был Кордон Калло. Мак неопределенно кивнул.
– Шесть тысяч кредитов за ночь, – произнес Кордон с затаенной гордостью, – я думал десятитысячный взять, но совесть не позволила, не могу я шиковать, когда моя родина матка-Колечия в огне. Каждый день я экономлю для своей родины четыре тысячи кредитов, и все вырученные средства направляются в фонд борьбы с арстотцкскими оккупантами.
Маку отчего-то вспомнился лагерь беженцев и Каленск, уламывающий девушек пойти работать в бордель. Кажется, тогда он обмолвился, что инспектор на КПП получает тысячу кредитов в месяц. Это значило, что инспектору нужно горбатиться шесть месяцев, чтобы снять такой номер. Один день этого дипломатика стоил полгода жизни обычного аборигена молочной планеты.
– Постой, постой! – у Кордона от удивления отвисла челюсть. – До меня только теперь дошло, что значит услуга Mirror Lust! Да ты же вылитая моя копия! Только моложе! Ну Дари! Ну Лудум! Ну выдумщик! Это, выходит, я как бы сам с собой чпокаться буду! Да, это стоит того! – довольный Кордон расслабленно плюхнулся на диван.