– И в чем же это наслаждение заключается? – спросил Мак, делая вид, что ему интересно.
– А то вы не знаете! – хмыкнула тень. – В так называемом частично анонимном юридическом принципе законного беззакония. По нашему закону и нашим понятиям чем выше у тебя статус, тем меньше тебе писан закон. А теперь представьте, с каким наслаждением какой-нибудь условный глава процессуальной комиссии после очередного антисодомитского эдикта долбится под хвост, зная что большинству это категорически запрещено под страхом тюрьмы. Сразу ощущаешь себя особенно особым, не таким, как все, среди не таких, как все. Тут главное обратно из князи в грязи не слететь, потому что тогда получишь по полной строгости.
– Да, это весьма любопытно, – сказал Мак, пытаясь изобразить заинтригованность; ему показалось, что получилось это у него так себе.
– Самое любопытное, что я вам сейчас все так откровенно рассказываю, но потом, если вы попытаетесь наш разговор придать огласке, вы получите официальное опровержение со стороны Министерства Информации и Министерства Агитации и Пропаганды. Вас назовут гнусным фейкометом и проплаченным колечианским петухом, пытающимся опорочить честное имя одного из Негласных Паханов. Доказательств-то никаких на самом деле нет. Наблюдение в номере остановлено, видео- и аудиозапись временно отключены. И это тоже моральное наслаждение: говорить правду, которую потом невозможно доказать. А вы ведь знаете, что за говорение правды у нас есть уголовные статьи? Конечно, знаете, у вас ведь они тоже имеются. И вот опять прямо сейчас я делаю то, что большинству запрещено. Натуральный кайф!
– Рад, что я принес вам удовольствие, – сказал Мак.
– У вас что-то с голосом, как будто поменялся, – заметила тень. – Не простудились?
– Может быть, – сказал Мак и кашлянул в кулак. – Что-то в горле слегка першит.
– Здоровье надо беречь, – сказала тень. – Да и техника, бывает, искажает звук. Но я к вам по другому вопросу. Снова выражаю вам свою благодарность за содействие в моем освобождении. Однако обмен был несправедливым. Как считаете?
Мак напряженно пытался сообразить, на кого могли обменять одного из паханов. Вдруг в памяти всплыли беседы с Сергиу и просмотр арстотцкских новостей, и сочетания слов «банда четырех» и «легион “Свободный Грештин”».
– Думаете, один к четырем несправедливо? – настороженно спросил Мак.
Тень засмеялась:
– У вас определенно имеется чувство юмора, учли только главарей легиона. Остальные двести колечианских военнопленных за нули посчитали. Впрочем, так оно есть. Мясо – оно и в Кобрастане мясо. Но я полагаю, что стою дороже. А меняться один к одному и даже один к четырем мне было западло. Кто я и кто эти главари?! Уж не обижайтесь, но они мелкие фраерки, шныри на побегушках. Потому бонусом к ним пошло еще двести солдатиков… и два миллиона кредитов.
От такого самодовольного снобизма у Мака начала закипать кровь, но он, глубоко вдохнув, сдержанно произнес:
– В целом, я с вами согласен.
– В сделку также входил уговор, что моя личность останется анонимной, – продолжила разглагольствовать тень, – все пять верховных атаманов дали слово. Но я им, разумеется, не верю. Так что можете передать им, что мне предстоит несколько пластических операций и пересадка волос, и лицо мое будет изменено до неузнаваемости.
– Я передам, – сказал Мак.
– И прошу вас напомнить также, и даже скорее не напомнить, а недвусмысленно намекнуть через свои каналы… – тень выдержала паузу, затем решительно произнесла, – вашим федератским друзьям и нашим, так сказать, партнерам, что за жест доброй воли в Ведоре, ожидается такой же жест доброй воли в отношении увеличения экспорта гуано. Они обещали поднять планку на треть, плюс снять эмбарго с медтехники, особенно это касается стоматологии. Посмотрим, как они выполняют свои обещания.
– Я напомню, – сказал Мак.
– Однако я свое слово держу, – тень подняла правую руку вверх и потрясла пальцем. – Крестник всегда отвечает за базар. Кое-кто из паханов хотел бы вас загасить, поскольку вашим атаманам никакого доверия нет. По правде говоря, кое-кто из паханов хотел бы и меня загасить, но у них кишка тонка, – тень усмехнулась. – Пока что. Я же дал слово пацана и честного вора, что вас отпустят из Арстотцки, значит вас отпустят.