«Здесь явно не чисто», – подумал Инспектор, щурясь, и спросил:
– Одной из ваших целей посещения Арстотцки было недопущение гуманитарной катастрофы?
Рыжеволосый тяжело вздохнул и произнес с невыразимой скорбью в голосе:
– Это правда, приезжая в Арстотцку, я надеялся, что смогу остановить гуманитарную катастрофу. Но, по-моему, ее уже никто не способен остановить. Причем не только в Арстотцке, но и вообще на всей планете. Поздно. Даже вчера уже, пожалуй, было поздно. Процесс неминуемого разрушения можно лишь ускорить или замедлить, попытаться направить в нужное русло, чтобы во время возникновения неизбежных флуктуативных бифуркаций увеличить шансы на построение по-настоящему справедливого общества, основанного на свободе, равенстве и братстве.
– В Арстотцке все эти идеи давно воплощены благодаря мудрому управлению Негла… – Инспектор вдруг осекся.
Он вспомнил, где видел раньше этого субъекта. На въездном КПП пару недель назад. Там он тоже разглагольствовал про всякие справедливости. Да, он сильно поменялся… лицо у него стало шире, что ли. Но говорил он что-то такое же…
А потом Инспектор вспомнил, как этот рыжеволосый парень протянул ему тогда вместо паспорта портмоне, где была фотография какого-то прыщавого колечианского поганца, который написал отцу, что тот герой своей страны, а также оставил пожелание, чтобы он убил как можно больше арцатни.
«Это что же, получается, он только что сравнил моего сынишку с тем малолетним негодяем? – подумал Инспектор, и руки его задрожали. – Это что же получается, мой сынишка уже пишет, что я герой своей страны, а потом будет писать пожелания, чтобы я убил как можно больше кочла? Прямо как тот проклятый задрот? Это что же получается, они одинаковые? Мы все одинаковые? Это что же получается…»
Инспектор буквально обжег взглядом рыжеволосого визитера. Тот улыбнулся, но как-то совсем печально и тоскливо, и сказал:
– Поставьте печать, пожалуйста. Я спешу.
Как завороженный Инспектор взял штамп и бахнул им по пустой странице, потом вернул книжицу владельцу.
– Спасибо, я знал, что вы меня пропустите. Я рассчитал вероятности сам, без помощи нейропомощника, – сказал рыжеволосый и ушел.
«Святой Лукас, о чем он? – подумал Инспектор, обхватив голову. – О чем он вообще?»
Сейчас совершенно сбитый с толку сотрудник миграционной службы молил провидение лишь об одном: чтобы к нему в будку больше никто не заявился, чтобы ему сегодня больше не нужно было орать в микрофон: «Следующий!», чтобы ему вообще больше никогда не пришлось кричать это внезапно ставшее ненавистным слово.
День 28
Радио за шторкой бубнило без умолку. Сидя за неказистым, обшарпанным столом, Жоржи рассматривал грязную чашку с недопитым кофе. Край чашки был отбит, и от скола вниз почти до самого дна тянулась трещинка. Пока что она не давала течь, но, очевидно, жить чашке оставалось недолго.
– Прям как я, – сказал Жоржи задумчиво. – Сколько лет ее знаю, сколько раз ее роняли, а она все держится. Вон, рисунок на ней пожух и почти не виден. Я уже и не помню, что там на ней было когда-то нарисовано, но что-то, однозначно, было. Я упорный и упрямый, я мистер Настойчивость, а эта чашка – миссис Настойчивость. Как-то так. Вот только боюсь, в этот раз меня уронят так, что больше вовек не собраться.
Из-за шторки появилось худое лицо Тимофея Ви:
– Ты что-то сказал, Жоржи? – спросил он.
– Я… да, как там идет процесс?
– С твоей аппаратурой процесс идет зашибенно! Скоро все будет готово! – восторженно произнес Тимофей. – Где ты такое вообще достал? Это ж все что угодно хакнуть можно!
– Ай, не важно, – отмахнулся Жоржи.
– Не важно так не важно, – сказал Тимофей деловито и, немного помолчав, добавил:
– Новость слышал?
– Какую?
– Я ее сперва в официальных источниках увидел, а потом закрытый полицейский канал прослушал, хотел подробности узнать. Так вот, по закрытому каналу все гораздо интересней и подробней и преподнесено без всякой текущей повесточки и прочей кукарецкой мишуры. Эта новость прямо свежайшая, прямо утренняя. Мне так интересно стало, что я даже на закрытых чатах комментарии очевидцев почитал. Но реально, Жоржи, без твоей аппаратуры…
– Ай, да не томи! Что там случилось! – устало возмутился Жоржи.
– Короче, вчера в Нирске, есть такой небольшой городок, устроили облаву на мужчин. Собрали, кого поймали, и провели децимацию. Особенно зверствовал там какой-то ротмистр, он вместо каждого десятого по итогу отправил на полигон чуть ли не каждого пятого. Но и этого ему показалось мало. Сегодня утром в Нирске повторили облаву. И вот, значит, снова всех построили и этот же ротмистр по фамилии то ли Крячу, то ли Фачу идет насвистывает старинную солдатскую песенку «Уймись, мамаша». Идет, напевает и считает военнообязанных. А ему навстречу из строя вдруг выходит какой-то парень и тоже песенку начинает насвистывать, тоже старинную: «Уймись, папаша, мы идем домой». А потом выхватывает из-за спины самодельный арбалет и всаживает ротмистру болт прям промеж глаз. В общем, хорошая новость.