– Кочло и калечи – это так пренебрежительно называют колечианцев? – спросил Мак. Он об этом уже давно догадался, поскольку помнил, что в дикарских, даже технологически развитых сообществах давать друг другу оскорбительные имена по национальной или любой другой идентичности является нормой. Тем не менее Мак еще до конца не мог поверить в этот невероятный факт и потому задал уточняющий вопрос.
– Да, – сказал отстраненно Сергиу, – что-то вроде этого. Мы их калечами или кочлом называем, они нас – арцатами, арцатнёй или передазами, потому что живем мы в Арстотцке, а столица наша – Парадизна. Раньше обзывались чаще в шутку, теперь – чаще всерьез. Так что все зависит от ситуации и того, кто говорит: можно воспринять как хохму, можно – как оскорбление.
– Ты плохо выглядишь, – обеспокоенно произнес Мак.
– Неужели? С чего бы? – ухмыльнулся Сергиу, но ухмылка эта была какая-то совсем уж безвкусная. Не было в ней ни злости, ни веселости, ни солдафонского цинизма, даже горести в ней не было. Просто манекен взял и ухмыльнулся.
– Я хочу как-то помочь, – смутился Мак. – Я могу через контакт повлиять на тебя, уменьшить депрессивность.
– Не надо, – помотал головой Сергиу, – не приставай ко мне со своим колдовством.
– А что ты теперь делать будешь?
Сергиу почти незаметно пожал плечами:
– Похрен. Могу с тобой прокатиться куда-нибудь, пока не улетишь в свой космос. Могу здесь остаться. Могу на КПП вернуться и пойти под трибунал. Могу пулю себе в лоб пустить. Все что угодно могу. Я теперь всемогущий.
– Я войну здесь хочу остановить, – сказал Мак. – Это против правил Содружества Разума, но раз уж я сюда вляпался, почему бы и не попробовать.
– Попробуй, – Сергиу хмыкнул, на короткое мгновение в его глазах вспыхнула лютая всепоглощающая ненависть, а потом взгляд вновь стал пустым и безучастным, – только для этого надо всех убить. Всех Негласных Паханов, всю колечианскую братву вместе с их Заглавным атаманом, всех орбистанских политиканов, всех федератских богатеев, всех импорских чинуш, всех кукареков, которые за них топят, все то быдло, которое всем им верит и всех их поддерживает, и далее по списку. Вообще желательно всех убить, а потом самому застрелиться. Тогда наступит мир и покой.
«Явный психоз», – подумал Мак, но вслух сказал:
– Ну, раз так, раз тебе все так безразлично, поехали со мной. Хочу сперва до какого-нибудь крупного населенного пункта добраться. Осмотреться. Возможно, лучше даже в Колечии для начала остаться. Может, здесь в целом население в большей степени разделяет принципы свободы, равенства и братства. Они вроде бы оборонительную войну ведут?
– Оборонительную, – подтвердил Сергиу. – Только ты случайно не ляпни такое кому-нибудь из арстотцкских силовиков или чиновников. Они в Колечию с миролюбивыми намерениями пришли, а подлые колечианские этносадисты посмели оказывать сопротивление. Из-за них вот Ведор теперь разрушен, и, вон, видишь, в роддом попали тоже из-за них. В общем не брякай языком лишнего, кругом одна сволота. Но если ты думаешь, что в Колечии сволоты меньше, чем в Арстотцке, ты ошибаешься. Если бы ты только знал, что делали колечианцы, когда шесть лет назад против них восстал Грештин…
– Но ты со мной поедешь?
– Похрен, – пожал плечами Сергиу. – Поеду. Ты только придумай, как от эскорта отделаться.
Как отделаться от эскорта Мак не сразу придумал. Прибыл целый караван. Сперва примчалось несколько военных джипов, за ними подъехали широкие автобусы и наконец подкатил блестящий темно-синий минивэн, из которого повалили кукареки в массивных касках, в квадратных черных бронежилетах, с видеокамерами и с жирными белыми надписями «Пресса» на груди.
За короткое время возле роддома собралась толпа местных жителей, которым волонтеры раздали продовольственные пайки и баклажки с водой, а затем началась эвакуация: военные и гражданские с красными повязками на руках и ногах принялись выводить из бункера персонал, больных, раненных и рожениц и провожать их к автобусам. Некоторых несли на носилках. Все эти действа сопровождались тщательной видеосъемкой. Люди с камерами шныряли то тут, то там в поисках лучшего ракурса. Мак тоже попал в кадр, он помог беременной женщине подняться в автобус. Сергиу все это время стоял в стороне и, кажется, совсем не проявлял интереса к происходящему.
Мак его не винил. Потерю любимого человека трудно пережить. Особенно в эпоху высокотехнологического варварства, где каждый сам за себя, особенно дикарю, у которого в подростковом возрасте не было психофизических тренировок по обретению самоконтроля в чрезвычайных ситуациях. Правда, под чрезвычайными ситуациями в Малом Межорбитальном лицее подразумевались аварии, техногенные и природные катастрофы, а не убийство себе подобных. И данный нюанс, видимо, также нужно учитывать.