Топчет вас пахан петушиный,
А у нас зато – хвост павлиний!
Паханат – не наше название!
Ведь у нас теперь Атамания!
«А что если это кто-то из своих? – подумал Халед. – Кум мой был тем еще засранцем. Что-нибудь не поделили, вот его втихаря и завалили, ведь даже автомат не забрали. Или, может, это связано с продажей в Республию федератских гексакоптеров-самоубийц? Может, дорогой и любезный куманек толкнул с корешами в обход меня военку, а потом его убрали, чтоб не проболтался? Мог ли мой кум играть двойную игру? Слишком туп, вроде бы, для этого… Странно все это. Очень странно… А! да насрать! Всегда только под ногами путался! Одним кретином меньше! Выбыл из доли и слава пресветлому Лукасу. Мне больше достанется. Помяну лесренадийским, и хватит с него! Главное, чтобы фьючерс на гуано выстрелил, так что пару месяцев надо еще точно повоевать… Еще тысяч триста-четыреста кредитов накопить и можно спокойно на досрочную пенсию…»
Халед, не рассчитав, оторвал и кинул слишком большой кусочек хлеба, и сразу четыре воробья с яростным чириканьем накинулись на него, каждый так и норовил вырвать его из клювов остальных, оттащить подальше от захлебывающихся гневным щебетанием конкурентов…
«Так и гоняют ломтик туда-сюда по асфальту. Весьма мило и упоительно. А главное, очень жизненно и правдиво. В каждой человеческой тушке сидит тщедушное наглое чирикающее животное. Каждая тварь хочет урвать побольше хлеба… ну, и зрелищ, разумеется».
Гимн подходил к концу, женский голос, завершая песенную тираду, резко истончился:
Порубаем серпами острыми!
Никогда мы не будем сестрами!
Музыка стихла.
«Кстати, о зрелищах, о них тоже не стоит забывать», – подумал Халед, чуть отвернув голову назад и заметив краем глаза вывернувшего из-за угла рослого белобрысого сотника – его личного адъютанта.
Когда адъютант подошел совсем близко, Халед, не оборачиваясь и продолжая кормить воробьев, спокойно и даже как-то умиротворенно спросил:
– Траншею зарыли?
– Так точно, господин командор, – четко, но без лишнего рвения ответил сотник, – подогнали экскаватор, все выровняли.
– Для кукареков трупы поприличней оставили?
– Так точно.
«За Колечию!» – где-то сзади и справа, взорвав тишину, зычно проорал хорунжий. «Слава! Слава! Слава!» – тут же отозвался сонм солдафонских глоток. Следом в унисон грянули одиночные выстрелы – значит, кума погрузили в катафалк.
– Сколько? – спросил командор.
– Шесть жмуров, – ответил сотник.
– Что с коллаборационистками?
– Там же зарыты.
Халед одобрительно кивнул.
«Слава Колечии!» – надсадно проревел хорунжий. «Слава! Слава! Слава!» – выстрелы. Значит, закрыли двери катафалка.
– Кум хоть попарил кочан напоследок? – спросил Халед, хохотнув. – Как там коллаборационистки, выдержали напор?
– Так точно, мамашу оприходовал, – ответил сотник без каких-либо эмоций, – мамаша вообще крепкая оказалась, после роты еще достаточно бодренькая была. А вот дочурка ее быстро стухла.
– Молодежь нынче уже не та, – констатировал Халед, криво усмехнувшись.
«Бессмертным слава!» – выкрикнул заключительную фразу хорунжий, ему ответило в последний раз троекратное «Слава!». Снова раздались выстрелы – значит, катафалк тронулся, повез кума на малую родину, где его с почестями похоронят как отважного героя, павшего в неравном бою с коварным врагом во имя своего любимого и многострадального отечества.
«Я гарантирую это», – подумал командор.
– Что делать с пленным поручиком? – спросил сотник.
– Оставить при нас, разумеется, – Халед бросил последние крошки хлеба беснующимся воробьям и отряхнул руки, – он теперь наш голос правды. Он теперь расскажет все о бесчеловечных зверствах арстотцкских огров. Он нам полезен. Пока. А потом… – командор неопределенно махнул рукой, – поживем – увидим.
– Не проболтается? – усомнился сотник.
– Нет, – покачал головой Халед, – ты ведь видел, как он сдал родню своего командира, этого громилы-ротмистра. И про сестру его, и про племянницу все рассказал. Сдал как стеклотару, и глазом не моргнул. Нет ему обратного пути. – командор, наконец, соизволил оторвать взгляд от воробьев, повернулся к своему адъютанту, хлопнул его по плечу и, хохотнув, добавил:
– Пойдем, сотник, окучивать домохозяек посредством честных и неподкупных голосов кукареков с телеканала «Вольная Колечия».
Полчаса спустя честным и неподкупным кукарекам с телеканала «Вольная Колечия» таки представили неопровержимое доказательство уничтожения диверсионной группы арстотцкского спецназа. Шесть трупов, накрытых рваным брезентом, лежали вдоль усеянной глубокими вмятинами кирпичной стены. После того как отсняли убитых, миловидная блондинистая девушка-кукарек взяла интервью у командора. Халед Истом не смотрел в объектив камеры. Он, чуть отведя в сторону задумчивый и печальный взгляд, тихим, но сильным голосом рассуждал о нелегкой жизни истинных патриотов-легионеров.