– А как же cink-diexuan mil krediti? Я выделю вам людей для поиска этого зомби. Да за такие деньги я сам поеду! Мы ведь договорились. Договорились же?!
– Да, чуть не забыл, – Вестник вдруг резко вскинул правую руку, обхватил холодными и жесткими пальцами лоб командора и прошипел:
– Контакт! Мне нужен контакт!
Ладонь Халеда дернулась, потянулась к кобуре, но воздух будто загустел, превратившись в вязкую, сковывающую любые движения субстанцию. В комнате стало быстро темнеть. Халед напряг всю свою волю, чтобы выхватить пистолет, мышцы свело дикой судорогой, с губ сорвалась тягучая слюна, во рту появилась металлическая горечь.
– А ты сильный, сопротивляешься, – донесся до Халеда удручающе спокойный голос мистера Икс, – привык командовать! Не сопротивляйся, будет приятно.
Халед зарычал, задрожал и… наступила тьма. Довольно-таки уютная тьма, в которой хотелось зависнуть навсегда, наслаждаясь постоянно уменьшающимся присутствием внутри отсутствия. Тьма непрестанно разрушала тело, растворяла саму сущность, само осознание себя, и было в этом нечто невероятно прекрасное и восхитительное, доводящее до пузырящейся счастьем запредельной эйфории.
«Твоя личностная матрица не прошла селекцию и подлежит распаду, хоть ты был и неплохим экземпляром, – сказала тьма. – Все, что произошло после военного совета, ты забудешь».
«Забуду, все забуду», – послушно отозвалось нечто изнутри командора.
«А вечером перед сном ты вспомнишь о бездарно прожитых годах, тебе станет очень стыдно и плохо, и ты застрелишься», – сказала тьма равнодушно.
«Застрелюсь, обязательно застрелюсь», – повторило нечто и засмеялось.
«И рассеешься, и снова никогда не пересоберешься»
«Никогда», – Халед открыл глаза.
Сощурившись и недоуменно оглянувшись, он вдруг понял, что сидит на софе у себя в кабинете. На столе стояла початая бутылка коньяка и две недопитые рюмки. Командор осмотрел себя. Кобура была приоткрыта, китель и штаны – забрызганы слюной, черный берет валялся возле софы на полу.
– Что здесь произошло? – пробурчал Халед. – Я что так нажрался? Я один был? Почему тогда две рюмки? Бред какой-то… После совещания пошел и нажрался… так вроде ничего и не выпил…
Впрочем, командор недолго пребывал в замешательстве – в кармане завибрировал телефон. Звонил один из войсковых старшин. Из поселка Зеленые Пропойцы привезли обобществиста. Стукачи-соседи не врали, проверка показала, что паренек действительно увлекался пагубными экстремистскими идеями. Кое-как приведя себя в порядок, Халед Истом спустился в подвал штаба и, к великому своему разочарованию, узнал, что террористом оказался перепуганный худощавый задрот-очкарик, который, видимо, в своей жизни не держал ничего тяжелее собственного члена, и не двигал ничего массивней компьютерной мышки.
Созерцая подобных туповатых хиляков-косплееров, начинаешь по-настоящему скучать по старой доброй Антегрии, где приходилось рубить пальцы мачете и тушить сигаретные окурки о кожу самым что ни на есть подлинно идейным индивидуал-обществистам, обобществистам, освободистам, равенствианцам, побратистам и один только пресветлый Лукас знает еще каким тварям. Их стойкость заводила, давала реальный заряд бодрящей ненависти, таких ломать было одно наслаждение. А что с этим? Бугай-хорунжий пару раз замахнулся, даже не ударил, а сопляк тут же упал на колени, разрыдался, закрыл голову руками, начал просить прощения и обещал, что больше никогда не будет. Одно слово: хомяк диванный. Тьфу, бля!
Пришлось заставить задрота трижды исполнить Армейский вольно-великий гимн. Хоть какое-то развлечение: зассанец стоял по стойке смирно, блеял песню, фальшивил и давал петуха, путая слова и глотая сопли, а хорунжий с абсолютно каменной рожей размахивал руками, изображал дирижера и, когда замечал недостаточное рвение в исполнении гимна, отпускал хлесткие подзатыльники. Потом очкарик долго до хрипоты выкрикивал «Слава Колечии!», а потом командор, криво улыбаясь и бросая ехидные колкости, читал ему патриотическую лекцию в стиле «пока ты свой стручок передергиваешь на анусы анимешных импорских тян, наши пацаны умирают за нашу священную родину». Наконец в край замученному задроту выписали повестку на призывной пункт и дали хорошего пинка под зад, отправили пехом обратно в его сраную деревню, предварительно взяв клятвенное обещание, что он по приходе сразу же уничтожит всю экстремистскую и антиколечианскую литературу и символику, а завтра прямо с утра побежит в военкомат записываться добровольцем на фронт, искупать долг перед отечеством говном и кровью.