«Тебе, действительно, стоит поучиться у данного дикаря в анализе инфернальных сообществ», – промыслила Алиса.
«Ты бы могла мне это объяснить давным-давно и гораздо лучше», – с досадой подумал Мак.
«Я не помогаю тем, кто нарушает Первую директиву. Только охрана здоровья и выполнение приказов прямого действия».
Мак не стал спорить с симбионтом, а продолжил разговор с Жоржи.
– Но тогда получается, что повелители Арстотцки постепенно удушают и свою кормовую базу, – сказал он. – В краткосрочной перспективе таким образом можно держать систему в сверхстабильном состоянии, но в итоге подобная стратегия приведет к неминуемой катастрофе, поскольку податное население содержит в себе не только потенциал сопротивления произволу власть имущим, но также является и источником силы правящего класса. И, получается, уничтожая весь протестный потенциал масс, Негласные Паханы также лишаются и источника силы, необходимого им в том числе и для противостояния с конкурентами.
– А кто об этом думает? – усмехнулся Жоржи. – Сам же говорил про отрицательный отбор. Тут выживают только те, кто умеет побольше урвать здесь и сейчас, а не те, кто строит планы на будущее.
– Значит, все-таки лучше было оставаться в Колечии, – с грустью произнес Мак.
– Ай, Колечия не лучше, – сказал Жоржи. – В Колечии живут с транзита гуано. Это вообще растит попрошаек, которые думают, что им весь мир должен. Ты послушай их выпуски новостей. Постоянно ноют: Орбистан им бесплатные пушки не вовремя предоставил, Федераты гексакоптеров-самоубийц им мало подарили; то кредиты им недостаточно льготные, то гуманитарная помощь пришла совсем не та, какую они хотели. При этом то, что атаманы со своими шайками получают нахаляву, они еще и не по назначению используют, налево толкают. Собственно говоря, это те же нищие на паперти, что и в Арстотцке, только более буйные. А знаешь почему они более буйные? А я тебе скажу почему – у них просто не один Главпахан на всех, а с десяток паханят, каждый из которых тянет одеяло на себя и натравливает своих холопов на холуев братков-конкурентов. Вот и кажется, что у них там революционная движуха со свободой и достоинством, а по факту это все те же бомжи на побегушках, готовые рвать рубаху за своих хозяев, но не за себя и не за таких же, как они сами. Именно готовность помереть за хозяина, кстати, и называется патриотизмом. Короче, Арстотцка и Колечия – это два брата-дегенерата, которые уже не первое десятилетие спорят, у кого в штанах больше насрано, а насрано у обоих порядочно. И задача каждого истинного патриота своей страны – настойчиво и самозабвенно внюхиваться в смрад чужих портков, а затем до хрипоты доказывать что от соседа воняет сильней, чем от него самого; а если ты отказываешься все это нюхать, то ты – предатель родины и закордонный функционер.
– То есть ты считаешь, я это все зря затеял? – спросил Мак огорченно. – Здесь ловить нечего? Здесь ничего не исправишь?
– Здесь исправлять что-либо поздно. Наверно, даже вчера уже было поздно, – подтвердил Жоржи. – Все сгнило напрочь, и пока окончательно не распадется в пух и прах, ничего ты тут изменить не сможешь. Все смешалось в арстотцкском муравейнике, и ломехуз не отличить от муравьев, потому что каждый муравей здесь хоть немного, хоть на самую малость, мечтает стать ломехузой. Жизнь насекомых как она есть.
– И куда мне тогда, по-твоему, идти? – спросил Мак.
Жоржи только развел руками:
– В Орбистане и в Объединенной Федерации, конечно, посвободней, и работяги за свои права все еще борются. Но тебе же ведь не это нужно? Не просто, чтобы им зарплату повысили? Ты ведь мир мечтаешь изменить. Тогда тебе надо к лесным партизанам Антегрии или к городским герильерос Республии. Может, там что-то у тебя и получится.