«Вчера был День национальной гармонии, палачам вместо отдыха пришлось работать в праздник…»
Дверной замок гулко лязгнул и в камеру кто-то вошел. Мак поднял голову. Прищурился. Присмотрелся к визитеру. Это был кто-то новенький, кого он еще не обижал своим молчанием. Перед глазами все плыло, Мак едва смог различить смутную фигуру в черной форме, но знал точно, что этого человека он встречает впервые. Ауры с такими грязными пси-импульсами Маку еще не попадались. Даже Дари Лудум был чище этого субъекта. Пускай хоть и на самую малость, но все же чище.
– Я следователь Министерства Информации Эм Вонел, – представился неприятным голосом человек в черном, – я веду ваше дело и должен сообщить вам, что у вас очень большие неприятности. Вы отказываетесь от добровольного сотрудничества со службами безопасности, чем вынуждаете нас применять к вам радикальные меры воздействия по качественному улучшению взаимопонимания. Я все же предлагаю вам пойти навстречу следствию и дать нужные показания, способствующие укреплению взаимного доверия.
Мак прищурился, но так и не сумев сфокусировать зрение, тяжело выдохнул и кивнул.
– Значит, вам есть что сказать?
Мак кивнул.
– Тогда я внимательно слушаю.
Мак кивнул, но не произнес ни слова.
– Я слушаю, – настойчиво повторил неприятный голос.
Мак собрался с мыслями, кивнул и медленно проговорил заплетающимся языком:
– Вчера был День национальной гармонии, меня били, потому что палачам вместо отдыха пришлось работать в праздник.
Наступила тишина. Она длилась невыносимо долго. По крайней мере, в восприятии Мака.
– И это все? – спросил человек в черном.
Мак кивнул и сказал:
– Вчера был День национальной гармонии, меня били, потому что палачам вместо отдыха пришлось работать в праздник.
– Ясно, – сказал человек в черном.
Послышался дребезжащий, противно бьющий по ушам звонок. В камеру вошел некто в белом халате. Мак прищурился, попытался разглядеть этого некто, но перед глазами все расплывалось.
– Господин исполнительный анестезиолог, сделайте что-нибудь с этим молодым человеком, – сказал неприятный голос, – помогите ему прийти в себя.
– Господин следователь, учитывая необычные способности данного подследственного, я бы не рекомендовал…
– Сейчас я не спрашиваю вас, господин исполнительный анестезиолог, ваши рекомендации. Мне нужно допросить подследственного, мне нужно допросить его прямо сейчас, и мне нужно, чтобы он был в здравом уме и трезвой памяти, – неприятный голос стал теперь еще и раздраженным.
– Сию минуту, господин следователь, – вежливо произнес некто в белом халате и исчез.
Через пару минут исполнительный анестезиолог вернулся со шприцем, вколол Маку в плечо какую-то гадость и снова исчез. Еще минут через десять в голове Мака прояснилось, зрение сфокусировалось, и он, наконец, смог осмотреться.
Он сидел в жестком кресле и был раздет до трусов. Руки его были стянуты к подлокотникам, а ноги оказались в кандалах. Камера, если не считать коричневого стула и стола, за которым сидел следователь, была пуста. Три тусклые лампы на потолке освещали помещение.
– Очень хорошо, – сказал следователь противным голосом, – итак, начнем все сначала. Меня зовут Эм Вонел, и я веду ваше дело.
Особист был облачен в элегантную черную форму. И это, пожалуй, было единственное, что могло привлечь взгляд. Лицо у него было жестокое и отталкивающее: с широким безгубым ртом, костистыми выпуклыми скулами, нелепым носом без ноздрей. Его мертвящие, как у рептилии, глаза внимательно изучали Мака сквозь круглые линзы очков. Особист казался инфернальной квинтэссенцией этого убогого мира, будто все пороки и ужасы молочной планеты собрались в одном месте и породили из первозданной бездны хтонический образ древнего змия, следящего за каждым несчастным обитателем земли сей и нещадно карающего за малейшее неповиновение своей темной беспредельной воле. Он словно впитал в себя все худшее из тех, кого Мак примечал ранее. Безумная жестокость Каленска, вопиющая беспринципность Халеда Истома, изощренная порочность Дари Лудума – все это каким-то образом соединилось в одной персоне, сплавилось в ней в жуткую смесь и восстало из преисподней живым воплощением планетарного Инферно в человеческом образе.
– Ререм-Мак, – представился Мак планетарному Инферно в человеческом образе. – Я не понимаю, за что меня схватили и за что меня вчера пытали палачи.