Подобрав подол ублюдского вечернего платья, я побежала вперед, расталкивая плечами гостей. Стали все как стадо баранов! Ни пройти, ни проехать. Мне нужно было поговорить с Вадимом, объясниться, сказать, что я не конченная тварь, которая так цинично предала его. Но он не хотел меня слушать. Я видела только его широкую спину, и ее осанка подсказывала мне, что всё безбожно утрачено. Он не простит меня. Никогда.
Вырвавшись из толпы, я двинулась в сторону коридора, в котором секунду назад скрылся Воронов. Следую за ним. Сердце ноет от боли, с которой никакое лекарство уже не способно справиться. Оно просто болит и медленно гниёт. Сама виновата.
- Подожди! – умоляю я, беспомощно наблюдая за отдаляющейся от меня фигурой Вадима. – Прошу тебя! – он неожиданно остановился, я быстро сократила между нами дистанцию. – Дай мне сказать.
- Нет! – рявкнул Воронов и резко на каблуках повернулся ко мне лицом.
- Прошу, - я выглядела жалкой и никчёмной. Отвращение к самой себе уже достигло какого-то немыслимого предела.
- Нет! – опять повторяет Вадим. Его глаза цвета арктической синевы мечут молнии. Он взбешен, зол и… ранен. Ранен моим предательством. – Просто поверить в это не могу, - будто задыхаясь, шепчет. Такой красивый в этом проклятом чертовом смокинге с белой рубашкой и галстуком бабочкой. – Кто угодно… Это мог быть кто угодно, но только не ты, - последние слова трудно расслышать, настолько тихо Вадим их произнес. – Что же ты сделала со мной… а я как дитя малое повелся. Всё так складно у тебя получилось. Этот инцидент с бомбой, потом твое шоу с разбитым носом и мольбой о помощи, - его губы искривились в ироничной улыбке. – Ты великолепная актриса, Алиса, - мое имя звучит как грязное ругательство, я это заслужила. – Как же так можно с людьми, м? Как?! Скажи мне?! – Вадим резко схватил меня за плечи и с силой тряхнул.
- Я испугалась, - шепчу. – Он не оставил мне выбора.
- Ты могла сказать мне! – срывается на крик Воронов, будто раненое животное. – Но ты этого не сделала, потому что, работаешь на Доронина. С самого, мать его, начала ты работаешь на него! Сука! – он невесело засмеялся. – Скажи, а с ребенком ты тоже всё придумала, как и со своей любовью ко мне?
- Нет, - задыхаюсь, давлюсь собственными слезами. – Он был.
- И ты от него избавилась. Воспользовался им, чтобы я тогда приехал и просто уничтожила. Ради чего, Алиса?! – Вадим снова с силой тряхнул меня. Его глаза заблестели от злых слез. – Чтобы получить документы на землю? Такова цена его жизни?! Да?! Такова?! Дёшево же ты его продала! – он на краткий промежуток времени будто обезумел от злости и боли. – Да?! – пальцы с усердной силой сжимают меня, еще чуть-чуть и я услышу хруст ломающихся костей. Своих костей.
- Всё не так, - еле шевелю губами. - Всё не так, - меня снова начинают душить слёзы.
- Держи! – Вадим отпустил меня, оттолкнул, достал из внутреннего кармана сложенную пополам бумагу, а затем швырнул мне прямо в лицо. – Подавись этим вместе с Дорониным! И больше никогда! Слышишь меня?! Никогда не появляйся в моей жизни! С этого момента ты для меня умерла! – нервно оттянув края пиджака, Воронов развернулся и быстро пошагал прочь.
7.
Несколько секунд я ничего не слышала, только шум в ушах тихо шуршал, потом раздался мерзкий смех и звук аплодисментов. Жирный ублюдок! Я склонилась, подняла бумаги и сжав их в кулаке, порвала на мелкие кусочки.
- Ты ведь этого хотел? – я развернулась и швырнула к ногам Доронина остатки документов.
Выдохнув, я подхватила подол платья и побежала вперед по коридору. Вадим задержался на крыльце резиденции, согнувшись пополам. Его спину сотрясала мелкая дрожь. У меня резко перехватило дыхание. Закусив костяшку на кулаке, я всхлипнула. Воронов дёрнулся, выпрямился, обернулся.
- Пошла вон, тварь, - прошипел он. Лицо исказила гримаса искренней ненависти и обнаженной боли.
- Хорошо, - просипела я, перешагнув через порог. Тёплый ветерок внезапно ударил в лицо. – Мне жаль, - я чувствовала себя последней сукой.
Вадим, тяжело дыша, рассматривал меня с высоты своего роста. Что-то животное мелькнуло в его влажных покрасневших глазах. Я не должна была бежать за ним. Всё просрано. Моё молчание, мою трусость, моё предательство уже не исправить. Никакие слова и мольбы о прощании не помогут. Есть такие вещи, которые невозможно простить даже по прошествии многих лет, даже если очень сильно захочешь. Через себя уже не переступишь.
- Я тебя ненавижу, - процедил сквозь зубы Вадим, а затем резко ухватил за предплечье и потащил прочь из резиденции.
- Что ты делаешь? Мне больно! – я осмотрелась по сторонам, по периметру двора ходила охрана.