- Заткнись, тварь, - Вадим с силой дёрнул меня.
Водитель уже встречал нас у машины.
- Пошел на хер! – громыхнул Воронов, вталкивая меня в салон, а я не сопротивлялась, потому что банально испугалась Воронова.
Он молча сел за руль, завёл двигатель и ударив по газам, вырулил на дорогу. Меня вжало в спинку сидения. Духу не хватило, чтобы спросить, куда мы едем. Такого лютого страха я уже давно не испытывала. Вадим был злее чёрта. Только, когда я поняла, что мы направляемся к выезду из города, я в панике спросила:
- Что… что ты задумал?
Вадим ничего не ответил. Машина на бешеной скорости мчалась по ночной трассе. Сердце ненормально колотилось в груди, и я боялась, что мы сейчас вот-вот врежемся во что-нибудь или вылетим на обочину и перевернемся.
Воронов резко затормозил. Я была не пристёгнута и меня хорошенько тряхнуло. Вадим шарахнул кулаком по рулю и вышел из машины, громко хлопнув дверью. Звенящая тишина на секунду занозой засела в мозгу.
- Выходи, - жестко приказал Воронов, открыв дверцу с моей стороны.
На секунду в мыслях мелькнула догадка, что сейчас Вадим просто всадит мне пулю в затылок и прикопает где-нибудь под акацией. Что же, весьма логичное завершение моей и без того убогой жизни. Наворотила дел, девочка, теперь будь добра отвечай за содеянное. И как-то вдруг так легко стало. Пусть убьет, иначе жить со всем тем дерьмом, что неслабо так прижало меня к земле, просто уже не получится. Слабая трусиха. Но тогда бы Вадим не был главой своей преступной группировки, если бы так просто расправился с человеком, который принес ему боль.
Я вышла из машины. Колени дрожали и горло стянул спазм. Уже давно стемнело, и я видела Воронова не четко. Его смокинг сливался со тьмой. Зато взгляд я рассмотреть могла хорошо. Холодный и будто неживой. Вадим плотно сжал руки в кулаки, будто пытался сдержаться и не ударить. Я нутром чувствовала, что ему этого хотелось, ударить… сильно… Вместо этого он крепко схватил меня за плечи, повернул к себе спиной и вжал в капот машины.
- Ты трахалася с Дорониным? – прошипел мне на ухо Воронов, задрав подол гребанного платья.
- Нет, - еле выдавила из себя ответ.
- Кто бы сомневался в твоей лжи.
Пятерня больно сжала мой затылок и буквально вдавила в гладкий еще теплый металл машины. Я не дёргалась. Вдруг возникла апатия. Я сдалась. Всё уже было бессмысленным. Вадим вошел в меня резко, не заботясь о моем комфорте. Стало до одури больно, но эта физическая боль не шла ни в какое сравнение с душевное. Воронов хотел унизить меня и явно что-то доказать себе самому. Продолжая крепко прижимать меня к капоту, он наращивал темп, натягивал на свой член с поразительной жесткостью. Я молчала. Давила в себе любой всхлип, любой крик. Глаза заслезились.
Очевидно, что Вадим тоже не ощущал никакого удовольствия, поэтому никак не мог закончить эту унизительную экзекуцию. Он сдавлено рычал и сжимал меня так, будто хотел к чертям переломать все косточки. Под конец стало настолько невыносимо, что я всё-таки не выдержала и пискнула. Воронов крепче меня стиснул и через несколько глубоких толчков кончил. Я чувствовала то, как горячая сперма разлилась во мне. Вадим замер, навис надо мной, а потом медленно отпустил.
Я выпрямилась, внизу живота тут же неприятно потянуло. Растрёпанные волосы упали на глаза. Воронов молча застегнул брюки, сел в машину и завел двигатель. Наши взгляды в последний раз встретились, затем автомобиль резко дал назад, вырулил на дорогу и уехал обратно в сторону города. Я осталась одна на обочине пустынной трассы.
***
Poets of the Fall - Carnival of Rust
Я гнал на такой запредельной скорости, что можно было с легкостью разбиться. Перед глазами всё плыло и меня буквально выворачивало от боли, что колом засела в груди. Она жгла. От нее тошнило. Я лупил кулаками по рулю и кричал? как ненормальный. Унять этот отравляющий порыв эмоций никак не получалось. Они были сильней меня.
Мысли и воспоминания осколками впивались в черепную коробку. Я должен быть бесстрастным, потому что всякая страсть лишает здравого смысла. Но я был бессилен перед собственными чувствами, болью и разорванным сердцем. Я ненавидел Алису и себя. Ненавидел Доронина, ненавидел то, что мой ребенок погиб. Просто погиб, даже не успев родиться.
Стиснув зубы, я выжимал из своей машины все силы и гнал по ночной трассе, нарушая все запреты. Мне было просто необходимо вытравить из своей головы не только сегодняшней день, но и последние месяцы жизни. А эти сучьи разноцветные глаза всё равно всплывали перед внутренним взором, и я не мог выдрать их из себя.