15.
Выход из наркоза был жёстким. Казалось, что я выдираюсь на поверхность сквозь густую трясину или озеро застывшей ириски. Каждая моя попытка вернуться в реальность была невероятно тяжелой. Что б ее!
Состояние близко к тому, когда дня три-четыре ты бесконечно накачиваешься алкоголем, а затем наступает похмелье. Такое вязкое и в то же время, как обухом по голове бьет, разваливая тебя на мелкие частички. Мозги и мысли напоминают желе. Хотя ты весь как одно сплошное желе или еще хуже – кисель. Брр…
Перед глазами немного плыло. Хотелось пить и есть. Боже, как же хотелось есть! Я мечтала об огромном куске мяса! Сочном и обязательно с подливкой. А еще бы стакан сока не помешал. Почему-то хотелось именно апельсинового. Я даже ощущала на своем сухом языке его призрачный вкус. И тортик бы не помешал. Шоколадный! И чтобы с огрехами и ягодами.
Дрейфуя в расплавленных мечтах о гастрономических изысках, я вообще ни о чем не переживала. Потому что голова всё еще находилась в тумане. Мой немного расфокусированный взгляд бездумно скользил по пространству небольшой светлой палаты и остановился на… на широкоплечей мужской фигуре. Поднялся чуть выше, очертил контур до боли знакомого шрама на лице и наконец встретился с глазами-льдинками.
Все мои безопасные и такие приятные мысли о жаренном мясе и шоколадном тортике в один миг улетучились, выталкивая меня на поверхность. Вадим. Передо мной сидел Вадим! Что-то крошечное, но бесконечно сильное внутри меня сжалось в испуге. В голове забилась жуткая мысль, что Воронов вот-вот причинит мне вред. Он же обещал, что отнимет у меня ребенка. Не позволю! Расцарапаю ему всё лицо! Наброшусь на него как ошалелая дворовая кошка, но ни за что в жизни не отдам ему своего ребенка!
Что-то во взгляде глаз-льдинок меня вдруг насторожило. Испуг и злость разом осели. Может, я еще под наркозом? Или он всё еще отголоском морочит мне голову? Кажется, я заметила во взгляде Вадима испуг. Настоящий. Острый. Горький. Так пугаются только те, кто… Кто был на волоске, чтобы что-то потерять. Что-то важное. Что-то нужное. Что-то очень-очень любимое.
- Надеюсь, ты мне просто кажешься, - прошептала я сухими губами.
Губ Вадима коснулась какая-то болезненная и определенно вымученная улыбка.
- Почему улыбаешься?
- Потому что рад, что с тобой всё хорошо, - серьезным тоном ответил он.
- От меня так просто не избавиться, - мрачно пошутила я и вдруг осознала, что операция уже позади.
Я так бешено боялась! Накручивала себя. Наверное, мой страх длился дольше чем сама операция. В целом, я чувствовала себя неплохо. В смысле, бывало гораздо хуже.
- Я это уже давно понял, - взгляд Вадима был наглухо прикован ко мне, и я не знала, что чувствую по этому поводу.
Да мне вообще было сейчас крайне сложно анализировать свое состояние и свои мысли. Но, кажется, никакой угрозы нет. Напряжение внутри меня крошечной пружиной разжалось.
- Со мной всё хорошо? С малышом? – я аккуратно опустила руку себе на живот.
- Да, всё хорошо, - твёрдо ответил Вадим и как-то зачаровано проследил за моим движением.
- Тебя Софья позвала?
- Нет. Сам.
Голова немного гудела в натужных попытках решить, что еще мне стоит говорить. Но слова что-то совсем уж не хотели складываться в предложения. У меня от резких перемен в настроении Вадима скоро начнется аллергия. Конечно, его злость не была беспочвенной, но всё же. Может, это самый подходящий из всех моментов, чтобы объясниться? Нормально, не так ошалело исступленно, как тогда на вечере, который разделил мою жизнь.
- Вадим…
- Тебе нужно отдыхать, - прервал он.
- Я хотела…
- Потом. О серьезном мы поговорим потом.
- Ты какой-то странный. Что-то случилось?
- Возникли некоторые трудности с тем, как ты выходила из наркоза, - нехотя ответил Воронов и уставился в пол.
Я нахмурилась, но ничего не ответила.
- Но всё обошлось. На какую-то долю секунду в моей голове проскользнула мысль, что я могу тебя потерять. Навсегда. Безвозвратно. И эта мысль была для меня самой мучительной. Я не хочу тебя потерять.
Дыхание колючим комком застряло у меня в груди. Я не привыкла к таким словам. Хотя в последнее время особенно тщательно было окружена заботой Софьи. Ну вот не привыкла и всё тут. Каждый раз я воспринимаю чужую нежность, адресованную мне, как нечто инопланетное. Ценное, но совсем чужое. Я была колючкой. Всегда. Вот только сейчас немного оттаяла.
- Но я предала тебя, - сдавленно прошептала я.
Меня грызла эта правда. Грызла остервенело и до самых костей.
- Я довел тебя до предательства, - Воронов нахмурился. – Потом. Мы поговорим об этом потом, - он несмело, будто пацан зеленый, протянул ладонь и так аккуратно накрыл своей огромной ладонью с грубоватой кожей маю мелкую бледную ладошку.