"Давай, родная, не будем бояться жизни и всегда встречать ее с открытым забралом. Тогда наше от нас не уйдет" - вспомнил он слова, которые незадолго до своей смерти сказала мать Марине. Тогда он ощутил нечто вроде детской обиды и зависти к собственной дочери. Ему мать таких слов не говорила. Не в сыне, а во внучке она хотела видеть свое продолжение. После смерти бабушки Марина преобразилась, стала особенно на нее похожей. А ее повседневность сразу наполнилась тем, чего бабушка была лишена в молодости и теперь будто наверстывала, перевоплотившись во внучку.
Их сходство было не столько внешним, сколько по существу - в характерах. Мать меньше всего волновало чье-то мнение о ней - и Марина не искала в чужих взглядах оценку собственной персоны. Похоже, парень, скрывшийся тогда в толпе, был из той же породы, что и она с бабушкой...
- Папуля, здравствуй, как вы там, не скучаете?
- Здравствуй. Скучаем, и еще как, - ответил он, взглянув на проснувшуюся жену. - Даже когда спим.
- Все время забываю про эти часовые пояса... - вздохнула Марина. - Не сердись, ладно? Тут такое пекло, все позабудешь. А Олег, как всегда, забыл мне подсказать... (Она с нажимом напомнила имя своего нового друга, на случай, если родителям вздумается с ним поговорить.) Кстати, он передает вам привет. Ты меня слышишь?
- И ему от нас, - буркнул Игорь Андреевич, переглянувшись с женой. - Его зовут Олег... - сказал он жене вполголоса, прикрыв ладонью трубку.
Ему вспомнились слова доктора Фролова о любви и о творчестве, останавливающих время. Год назад он был в командировке в Испании, где узнал, что такое сиеста, и сейчас подумал: тамошняя жара, когда лень даже взглянуть на часы, справляется с этим не хуже.
- Не сердись, пап, ладно? Лучше скажи, что твой целитель?
- Он не целитель, а настоящий врач, - Игорь Андреевич недовольно взглянул на жену.
Оказывается, они еще раньше успели созвониться и поговорить по поводу его сегодняшнего визита.
- Скажи Марине, чтобы поменьше болтала, - сказала Полина. - Это сейчас дорого стоит.
- Скажи это сама, - протянул ей трубку Игорь Андреевич.
Жена проговорила с дочерью еще минут двадцать.
- Ты же знаешь, с некоторых пор с Мариной постоянно что-то случается, проговорила она, - и как отец мог бы ей сказать, что не с ее здоровьем разъезжать на верблюдах при жаре 38 градусов.
- Сказала бы и ты как мать, - буркнул он.
- Я ей говорила, но она лишь тебя слушает, - ответила Полина, повернувшись к нему спиной. - Так уж твоя мать ее настроила. Выключай свет... Кстати, она спросила, подумал ли ты, чем отдавать ее долги?
- Опять долги... - проворчал он. - Сама заняла, пусть думает, как отдать.
Он долго не мог заснуть. Он лежал на спине, закрыв глаза, наблюдая за бликами автомобильных фар с улицы, медленно ползущими по потолку.
Все видевшие фотографии его матери в молодости говорили, что Марина копия бабушки Ларисы. Игорь Андреевич почти не помнил молодого материнского лица. А старые фотографии весьма приблизительны: об одних рассказывают много, о других почти ничего. Мать относилась к последним. Ее лицо было чересчур живым и изменчивым. Она, как и Марина, принадлежала к такому типу женщин, чью прелесть трудно уловить. Легкие, мимолетные выражения их лиц не поддаются запечатлению. На фотографиях же у матери всегда натянутое выражение, с каким она обычно смотрелась в зеркало, постоянно оставаясь недовольной тем, что там видела.
Тогда все обожали фотографироваться, вместе или поодиночке, - возможно, из неосознанного стремления остановить время, как полагал доктор Фролов. Или из желания казаться лучше, чем есть. Впрочем, это одно и то же.
И все же, разглядывая ее на старых фотокарточках - темноглазую, осунувшуюся и бледную, одетую в телогрейку или большую, не по росту, спецовку, - он не мог не видеть, как ей подходит давно вышедшее из обихода определение "интересная".
Марина росла худущей, выше всех в классе, мальчики в лучшем случае не обращали внимания, а это ее злило. Как-то в семейном кругу, когда отмечали за чаем с тортом ее шестнадцать лет, Марина назвала себя "нецелованной дылдой, не знающей, как избавиться от своей невинности, хотя все подруги уже успели ею распорядиться".
- Кое-кто уже сделал аборт, - добавила она в полной тишине. - А я так и буду при вас всю жизнь?
- Не будь дурой, - строго сказала ей бабушка, пока опешившие родители приходили в себя. И добавила эту самую фразу: "Давай не будем бояться жизни, всегда встречать ее с открытым забралом, и наше от нас не уйдет".
- Что вы такое говорите, Лариса Михайловна? - ужаснулась жена.
- Только то, Полина Николаевна, что вы уже давно должны были сказать своей дочери, - отрезала мать и снова обратилась к внучке: - Ты, Маришка, слава Богу, пошла в меня. А значит, у твоих ног будут мужчины, каких мы только захотим.
Мать была стихийной феминисткой еще до того, как это движение стало всемирным. Ей было уже за семьдесят, но она оставалась восприимчивой и терпимой к любым переменам, какими бы шокирующими они ни казались ее сверстникам и сверстницам. Она никогда не жаловалась и всегда возражала: хуже, чем наша старость, уже ничего не будет.
"Бабушка, если хотите знать, понимает меня лучше, чем вы!" - твердила Марина, ссорясь с родителями, и неизменно уходила к ней. С малых лет она чаще жила у бабушки, чем у родителей, постоянно разъезжавших по командировкам. И по праву считала родным домом квартиру в Сокольниках.
Стараясь вернуть расположение дочери, Полина перед ней заискивала, отчего та тихо зверела.
- Твоя мать во всем идет мне наперекор со дня нашей свадьбы. Если я скажу так, она обязательно - наоборот! - расплакалась однажды ночью Полина после объяснений со свекровью по телефону.
В последнее время у нее появилась прихоть - на ночь глядя выяснять отношения.
- Она всячески старается восстановить против меня Марину! Она все ей позволяет, лишь бы отнять ее у меня!
- Ты не можешь найти с дочерью общий язык, а кто-то тебе виноват... отвечал Игорь Андреевич.
Он захотел ее обнять, но получилось слишком нарочито, и Полина его оттолкнула.
- Кстати, она вовсе ее не задабривает, - добавил он. - Напротив, она к Марине очень требовательна. Но скоро это пройдет...
- Скоро? - жена сразу прекратила всхлипывать, приподнялась на локте и повернулась к нему лицом. - Что ты имеешь в виду? Хочешь сказать, результат гистологического анализа положительный?
Игорь Андреевич похолодел, услышав ее вопрос.
- Разве она тебе не говорила? - спросила жена после паузы.
- Нет... - покачал он головой. - Когда она тебе это сказала?
- Ох, совсем забыла... - охнула Полина, приложив руку ко рту. - Она же велела ничего тебе не говорить. Не хочет травмировать любимого сыночка. Не выдавай, ладно? Она слишком много курила, и вот результат. А я не раз ее предупреждала. Хоть бы дурной пример не подавала! Теперь Марина курит не меньше... Но разве твоя мать кого-нибудь послушает.
Последовавший затем разговор с матерью ни к чему не привел.
- Раньше ты была со мной откровенной и всем делилась... - упрекнул Игорь Андреевич мать.
- Кажется, я поняла. Твоя Полина проболталась. Хотя я ее очень просила не говорить. Можешь не переживать, сынок, результат анализа отрицательный. Что касается Марины, я просто хочу успеть дать ей то, что не смогла дать тебе.