– Рупь-целковый бросят.
– Поехали, а там и поговорим.
Они сели в извозчика и велели доставить их в номера Барашкова. Лыков помолчал, потом спросил в лоб:
– Что случилось, Петр Зосимович? Такая служба раньше была не для тебя.
– То раньше, – вздохнул Форосков. – Сейчас так.
– А причина? Ты же служил в страховой компании.
– Было дело. Уже не служу.
– Ну-ка поясни.
Бывший сыщик оглянулся на извозчика и понизил голос:
– У компании начали возникать большие убытки, раз за разом. Воруют и воруют, черти.
– Погоди-погоди. На железной дороге воруют? – догадался вдруг Лыков.
– А где же еще? Тут, Алексей Николаич, такое творится! Беззаконие, а полиция глаза отводит. О чем только власть думает? На миллионы ведь тащат, ей-богу, на миллионы! Разбойники захватили Москву и сосут, сосут. Кто противится, тому несдобровать. Вот и я попал. Начальство рвет и мечет, велели мне положить хищениям конец. Людей не дали, денег тоже, дали только приказ. Пошел я в Новую Деревню, куда самые дорогие грузы утекали. Так теперь Андроновка называется. В ней товарная станция Московско-Курской дороги, где наибольшие покражи. Пришел, быстро разобрался. Все ведь понятно, ребята даже не скрываются, тащат нагло каждую ночь, а бывает, что и днем. Вызнал я, кто ворует, кто помогает, кто берет краденый товар. А потом мне стукнули по голове.
– Сильно стукнули?
– Едва не помер. Четыре месяца в больнице пролежал, последние деньги на лечение ушли. Из страховой компании я уволился, теперь сижу тише воды ниже травы. Приезжих в нашу дыру заманиваю… Потихоньку спиваюсь. Вот такие дела, Алексей Николаич, ежели честно.
– Понятно, Петр Зосимович. Странно только, как это ты мне попался в первый же миг по приезде сюда.
– А чего странного? Случай.
– Случай, но особый. Во-первых, отвечаю на твой вопрос, о чем думает власть. Меня прислал сюда сам Столыпин, чтобы положить разбоям на железке конец. Создана специальная комиссия, я ее начальник. Буду заниматься выжиганием заразы. Хочешь со мной поучаствовать?
Форосков смотрел на бывшего начальника и не знал что сказать.
– Ну? Решай. Если случай нас свел, так, может, это знак? И за разбитую голову отплатишь.
– А что я должен буду делать?
– Мне помогать. Но тайно.
– В «демоны» записаться на старости лет?
– «Демона» внедряют в банду, там риск слишком велик, такого я тебе не пожелаю. Ты станешь негласным сотрудником. Поместим тебя в околопреступную среду, будешь наблюдать. Человек ты опытный, учить не надо.
– А из номеров Барашкова, стало быть, мне уйти?
– Да. Служба, как я понял, тебя и не кормит, и не радует – черт бы с ней. Закончим с железкой – что-нибудь придумаем.
Форосков размышлял недолго. Он сдернул с головы шапку и хлопнул ею о борт экипажа:
– А, однова помирать! Так лучше с вами, чем с этими. Извозчик, вези нас в другое место.
– Это в какое же? – повернулся к седокам бородач.
– Сначала в трактир, где получше, – ответил ему Лыков. – Соскучился я по московским харчам.
– А где получше, барин?
– Я у Крынкина никогда не был, – влез Форосков. – А все хвалят.
– Да, валяй к Крынкину на Воробьевы горы, – поддержал коллежский советник.
Возница обрадовался и лихо развернул пролетку:
– Вот сразу видать, что хорошие господа. Н-но, милая!
Ресторан Крынкина был знаменит не только кухней, но и уникальным местоположением. Он располагался на огромном балконе, приделанном к склону горы. С балкона открывался красивейший вид на всю Москву, от Новодевичьего монастыря до Сокольников. По случаю осени большая терраса уже была накрыта тентом. Лыков по-хозяйски занял лучший отдельный кабинет, велел позвать знаменитого Серго. Явился повар-кавказец.
– Слушаю, дорогой. Чего ты хочешь?
– Накорми нас, Серго, настоящими хинкалами, да шашлыков изготовь повкуснее.
– Все будет, батоно. Пока пейте-закусывайте, лобио у нас сегодня – вах! Пальцы откусишь. Ну, я пошел делать?
– Да, вели там подать пышкинских огурчиков и раков ваших знаменитых. Мы ждем!
Серго с достоинством поклонился и ушел исполнять заказ.
– Вы тут не в первый раз, видать, – заметил Форосков. – С поваром на короткой ноге.
– А, – отмахнулся Алексей Николаевич, – у него таких, как я, приятелей – тысяча. Он нас по именам-то не помнит, не то что… Но давай поговорим о тебе. Так ты согласен?
– Хорошо бы поподробнее, Алексей Николаич. Жизнь у меня сейчас такая сволочная, что я, конечно, согласен. Но хочется знать, на что.
Лыков принялся рассказывать:
– Терпение у власти действительно кончилось. Начинают копать под самого Рейнбота.
– Давно пора! Ежели его не убрать, то все останется, как прежде.