Краем глаза я заметила свое отражение в маленьком треснутом зеркале, висевшем на стене, когда поднималась по лестнице. Убедилась, что достаточно умело скрыла след на щеке — напоминание о том, случайном ударе, который мистер Бейнс оставил на моем лице той ночью.
Макияж был единственной роскошью, которую мне разрешали, и то лишь для того, чтобы скрывать следы побоев и сохранять репутацию мистера Бейнса. Мои длинные рыжие волосы были расчесаны, но свисали вокруг лица на случай, если косметика не справится.
Несмотря на резкую боль при каждом движении, когда я поднималась по скрипучей лестнице, внутри ощущала удовлетворение. Небольшой, но все же акт неповиновения. И если он спасет меня от лап того ублюдка, оно того стоило.
Талия бы гордилась мной.
Несмотря на то что Талия была моложе меня всего на несколько месяцев и обладала такой же хрупкой, миниатюрной фигурой, она разительно отличалась от меня характером. Яркая, дерзкая, с острым языком и категорическим неприятием любой несправедливости. Она словно воплощала собой полную противоположность моей натуре. Я же всегда оставалась тихой, старающейся всем угодить, болезненно чувствительной и легко ранимой.
Талия стала для меня сестрой, о которой я всегда мечтала. Наконец-то я почувствовала, что у меня есть кто-то, кого могу назвать семьей. Мы защищали друг друга в том аду, в который нас засунул. Пока однажды она просто не исчезла.
Я найду ее, но сначала нужно закончить школу. Осталось меньше двух недель. Я бы ушла сразу после восемнадцатилетия, если бы Совет не постановил, что дети из приемных семей обязаны оставаться под опекой вплоть до выпуска. Если бы я сбежала в день рождения, у мистера Бейнса были бы законные основания объявить меня недостаточно зрелой и ответственной, чтобы считаться взрослой. В таком случае он мог оформить надо мной опеку до двадцати одного года.
Я не хотела так рисковать.
До долгожданной свободы уже оставалось чуть меньше двух недель, а сегодня был последний день выпускных экзаменов. Я почти свободна!
И вот я с одним из самых высоких средних баллов в классе собиралась выйти из дома до рассвета, чтобы успеть дойти до школы. На мне были старые, изодранные узкие джинсы, не потому что они модные, а потому что действительно такие старые. Под футболкой с логотипом какой-то группы, скрываются следы окровавленной спины, плотно прилипшей к повязкам. А сверху было надето темное худи, чтобы кровь не была заметна, если протечет.
Как, спросите вы, мистеру Бейнсу удавалось скрывать мои рваные шмотки и комнату в подвале?
Что ж, хоть он и конченный ублюдок, глупцом его точно не назовешь. Он прекрасно знал, как выставить все в выгодном свете. Всем вокруг он рассказывал, что позволяет мне обрести новую свободу для самовыражения, и даже с искренним сочувствием добавлял, что я пережила слишком много перемен и теперь держусь за старую одежду ради чувства стабильности. И все, как ни странно, верили. Безоговорочно.
Насколько же надо быть слепыми?
Ну кто по своей воле станет носить поношенные тряпки с дырами во время зимы?
Это только доказывает, что люди охотнее верят в то, что хотят слышать, а не в то, что у них перед глазами.
Как будто этого было мало, он с женой даже обставили одну из гостевых комнат в стиле морской принцессы: кровать с балдахином и аквамариновыми занавесками, стены в той же гамме, шелковое постельное белье, пуховое одеяло, подушки… полный набор. Гардероб забит новой одеждой, на столе красуется новенький ноутбук, а в ванной комнате было все, о чем может мечтать любая девушка-подросток.
Причем подбирали все это под меня, даже любимый цвет узнали заранее, будто заботились. Только вот войти в ту комнату мне никогда не разрешалось. Ее с гордостью демонстрировали социальным работникам, деловым партнерам, знакомым, в качестве моей комнаты. Максимум, что я видела, это дверь, приоткрытую на секунду, и запах приторного кленового сиропа, прежде чем замок щелкал и все исчезало.
А сама я жила в подвале, в старой комнате для слуг. В которой была только раскладушка и маленькая ванная с туалетом и раковиной. И одежда, которую я привезла с собой.
Поэтому на мне сейчас был этот винтажный прикид, исключительно потому что другого не было. Но все было не так уж плохо, особенно если учесть мои любимые ботинки — потрепанные, изношенные до последней нитки, но по-прежнему верные спутники. Черные Doc Martens с игривыми голубыми сердечками по бокам. Я почти всегда носила такую одежду, потому что она была удобной, а другой у меня просто не было.