Следующий день выдался излишне сырым. С севера дул резкий ветер. Было холодно, но пока без снега. И еще один день прошел так же. Мы шли по дну оврага, пробираясь под нависавшими бревнами, или обходя их, часто отдыхая, но остановились лишь тогда, когда уже едва таскали ноги.
Земля постепенно поднималась, и к концу третьего дня все начали задаваться вопросом, скоро ли конец этому подъему.
— Не понимаю, — ворчал Бран. — Мы когда-нибудь придем к вершине этого отвратительного перевала?
Он стоял, опираясь на копье, лоб измазан грязью и потом, штаны и плащ в ужасном состоянии. Остальные Воронов выглядели не лучше. Они никак не походили на королевский военный отряд. Много дней никто не брился, а уж чтобы помыться — и речи не было. Не в этой же зловонной жиже плескаться!
Я подошел к Тегиду пожаловаться.
— Почему так, Тегид? Мы уже прошли невесть сколько, а вершины как не было, так и нет.
Бард скривился.
— Я знаю ровно столько же, сколько и ты. В этой проклятой земле все не так!
— Что ты имеешь в виду? Что не так?
— Я ничего здесь не вижу, — горько пробормотал он. — Как будто я снова ослеп.
Некоторое время я с недоумением смотрел на него, а потом до меня дошло.
— Твой авен, Тегид, я понятия не имел…
— Неважно, — сказал он, отворачиваясь. — Невелика потеря.
— Что с ним не так? — спросил Кинан, когда я отошел. Он видел, как мы разговаривали.
— Он расстраивается из-за своего авена, — объяснил я. — Здесь он молчит.
Кинан нахмурился.
— Это плохо. Здесь бы он пригодился. Тир Афлан — плохое место.
— Да, — согласился я. — Но если мудрость нам не поможет, остается рассчитывать на ум и силу.
Кинан неуверенно улыбнулся. Ему понравилось, как это звучит.
— Из тебя выйдет сносный король, — заметил он, — но в душе ты все-таки больше воин.
Лагерь разбили в сыром лесу и встали с восходом солнца, надо было идти дальше. День, как и предыдущие, выдался унылый и однообразный, зато было не так холодно. Чем выше мы поднимались, тем теплее становился воздух. Мы не могли не радоваться этой маленькой удаче, к тому же в конце дня мы все же добрались до вершины холма.
Солнце уже село, но в угрюмых сумерках перед нами открылась поросшая травой равнина. Мы набрали дров и развели большой костер. Бран ворчал, что нам сейчас меньше всего нужен маяк, способный предупредить любого врага поблизости. Но я решил, что нам нужны не только тепло, но и свет, и меня не волновало, увидит ли его Паладир со своими присными.
Однако, как и предупреждал мой мудрый Бард, Паладир оказался наименьшей из наших проблем. Об этом вскоре известили сигналы дозорных.
Глава 20. СИАБУР
Во время между временами, незадолго до рассвета, заржали лошади. Они стояли поодаль от костров, чтобы пламя их не беспокоило. Мы были в походе в неведомых землях, поэтому Бран не поскупился на охрану лагеря.
Итак, забеспокоились лошади. Они начали ржать, вставать на дыбы и рваться с привязей, а уж за ними последовал панический вопль часового.
Я еще не проснулся, но копье было уже в руке и ноги несли меня в сторону заполошного крика дозорного.
Бран отстал всего на шаг, и мы вместе добрались до места. Охранник, из людей Кинана, стоял к нам спиной, причем — неслыханное дело! — копье лежало рядом с ним на земле.
Воин повернулся к нам, и мы поняли, что он в ужасе. На лбу выступил пот, а глаза побелели. Зубы крепко сжаты, а на шее вздулись жилы. Руки дрожали.
— Что случилось? — спросил я, не видя никаких следов нападения.
В ответ воин протянул руку и указал на угловатую глыбу неподалеку. Я подошел поближе и увидел то, что в холодном свете казалось обычным обломком скалы…
Бран обошел меня и опустился на колени, чтобы получше рассмотреть то, что я принял за камень. Вождь Воронов глубоко и судорожно вздохнул.
— Никогда ничего подобного не видел, — тихо сказал он.
Пока он говорил, я почувствовал сладковатый прогорклый запах, похожий на запах испорченного сыра или воспалившейся раны. Запах был несильным, но, как и дрожащего часового, меня объял внезапный приступ страха.
«Вставай! Убирайся! — крикнул голос в моей голове. — Убирайся отсюда, пока можешь».
Я спросил часового:
— Что ты видел?
Какое-то время он просто смотрел на меня, как будто не понял вопрос. Затем пришел в себя и ответил:
— Я видел… тень, господин… только тень.
Я вздрогнул от этих слов, но, чтобы не показать собственных дрожащих рук, наклонился, поднял упавшее копье и отдал ему.
— Позови Тегида.
Конечно, в лагере поднялась суматоха. Вскоре здесь собрались все. Некоторые беспокойно перешептывались, но большинство смотрело молча. Появился Кинан, взглянул на странное образование и выругался себе под нос. Повернувшись ко мне, он спросил:
— Кто это нашел?
— Один из твоих людей. Я отправил его за Тегидом.
Кинан нагнулся и даже протянул руку, но передумал.
— Mo anam! — пробормотал он. — Не ожидал!
Подошел Тегид. Не говоря ни слова, он раздвинул людей и подошел ко мне. Ската шла за ним.
— Что тут случилось? — спросила Ската. — Что…. — Она увидела странное нагромождение и замолчала.
Бард долго изучал бесформенную глыбу перед собой и даже потыкал в нее посохом. Резко отвернувшись, он спросил меня:
— Ты посчитал лошадей?
— Нет. Я не думал…
— Пересчитай сейчас, — приказал Тегид.
Я повернулся и кивнул двум мужчинам позади меня; они сразу ушли.
— Что тут было? Что могло… — Я попытался подобрать слово. — Что могло это сделать?
Прежде чем он успел ответить, кто-то крикнул со склона холма. Мы сразу же поспешили туда и обнаружили второй артефакт, подобный первому: тело лошади... вернее, когда-то оно было лошадью.
Шкура мертвого животного была мокрой, словно покрытой росой, шерсть спутана и торчит. На месте глазницы остался один распухший бесцветный глаз, а из открытого рта свисал бледный язык. Это напоминало останки существа, сдохшего от голода, причем сдохшего давно — просто шкура, обтягивающая груду острых выступающих костей. Выделялись ребра, лопатки и бедра лошади. Она выглядела так, словно мы заморили несчастного зверя голодом и бросили на вершине холма на всю зиму, и то вид был бы не такой ужасный. Я встал на колени, приложил руку к костлявому горлу животного и тут же отдернул ее.
— Труп еще теплый, — сказал я. — Лошадь убили только что.
— Кровь куда-то подевалась, — заметила Ската, кутаясь в плащ.
— В нем вообще ни капли крови не осталось, — пробормотал Кинан.
Я только сейчас понял, что мне показалось странным в останках лошадей.
— Из них выпили кровь, — сказал я.
— Думаю, не только кровь, — задумчиво произнес Бран. С этими словами он ткнул острием копья в брюхо мертвой лошади. На месте раны не осталось ни следа телесной жидкости. Органы и мышечная ткань были сухими, жесткими и деревянистыми.
— Saeth du, — проворчал Кинан, потирая шею. — Сухой, как пыль.
Тегид мрачно кивнул и оглядел длинный склон холма, как будто ожидал увидеть таинственного нападавшего, убегающего среди деревьев. В слабом утреннем свете мало что можно было разглядеть; окутанные туманом стволы и густой иней, покрывающий траву, лишили землю красок, теперь она походила на… на окоченевший и обескровленный труп перед нами.
Лошадь лежала там, где стояла. Я не видел никаких отпечатков на морозной траве. Ни единого следа не вело от места убийства.
— Может, это какой-нибудь орел? — подумал я вслух, уже понимая, насколько это предположение абсурдно. Но больше в голову ничего не приходило.
— Не было здесь никакого зверя вообще, — сказал Бран, прижимая подбородок к груди. Я заметил, что многие бессознательно защищают горло.
— Что скажешь? — обратился я к Тегиду.