— Иди как шла. Призраки знают, что мы здесь. Кажется, они следят за нами.
Впрочем, следят — не то слово. Их тут слишком много — над головой, на земле и вообще со всех сторон. Такое впечатление, что мы идем по враждебному лесу, где каждый лист, каждая ветка желают нам зла.
Не замедляя шага, Ската указала копьем куда-то справа от себя.
— Там зарево. Кажется, от костров.
Действительно, низко над горизонтом просматривалось тускло-желтое сияние.
— Должно быть, лагерь, — сказал я, и вдруг понял. «Ах, вот почему они разволновались, — подумал я. — Призраки не хотят, чтобы мы добрались до лагеря». — Идем скорее! Это не очень далеко.
Едва я успел произнести эти слова, как Ската остановила меня, подняв руку. В то же мгновение я ощутил сладкий гангренозный запах — такой же, какой исходил от мертвых лошадей. Комок подступил к горлу.
Ската тоже узнала этот запах.
— Сиабур, — с отвращением произнесла она.
Я услышал мягкий хлопающий звук и в нескольких шагах впереди на землю выпало из воздуха нечто. Приторно-сладкая вонь усилилась, и у меня на глазах выступили слезы. Круглая сине-черная капля какое-то время подрагивала, а затем собралась, словно вода на раскаленной сковородке. Одновременно она затвердела, перестала дрожать и принялась отращивать ноги из выпирающего живота. Появилась голова с глазами и грубым ртом, похожим на клюв.
Тогда я понял, что передо мной. Тегид называл призрачные существа слуа. Теперь они набрали силу и приняли материальную форму. Сиабур. Тело перед нами обрело форму гротескно раздутого паука. Только таких пауков мне видеть не приходилось: черно-зеленый, как синяк в лунном свете, с волосатым, раздутым брюхом и длинными, тонкими ногами, оканчивающимися единственным когтем вместо ступни. Довольно большой, с ребенка ростом. А еще он был весь покрыт какой-то блестящей слизью. Волоча свое отвратительное тело по траве, сиабур издавал какие-то хнычущие звуки.
— Отвратительно! — выдохнула Ската и в два шага приблизилась к твари, держа копье в боевой позиции. Плавное, но очень быстрое движение вверх, а потом вниз. Копье пронзило существо за гротескной головой, прижав к земле. Сиабур извивался, неестественно повизгивая; лапы дергались, клюв то открывался, то закрывался со щелкающим звуком. Ската повернула копье; хрупкие лапы паука подогнулись, и существо рухнуло неопрятной кучей. Ската еще не закончила. Она выдернула копье и вонзила его в раздутую середину твари. Вырвался фонтанчик ядовитого газа, и паук потерял форму, снова превратившись в сгусток, который просто растворился в воздухе, оставив на траве блестящее вонючее пятно.
Я поймал Скату за руку и оттащил ее, потому что услышал звук падения еще нескольких мягких тел справа и там, где мы стояли минуту назад. Ската стремительно развернулась и присела.
— Оставь! — закричал я. — Бежим к лагерю!
Мы бежали. Ночь вокруг нас сотрясалась от звука отвратительных раздутых тел, шлепающихся на землю. Их были десятки, сотни. Мы словно попали под дождь из каких-то гнилых ошметок. Вонь отравляла воздух. Я старался дышать как можно реже, и все равно воздух обжигал горло и легкие. По щекам текли слезы. Мешала высокая трава, она хватала за ноги. Кругом было полно тварей, старавшихся добраться до нас. Тонкие ноги трясутся, слюнявые клювы щелкают. Стоит остановиться, и они набросятся… Тогда мы станем похожими на лошадей, которых видели утром: обескровленные оболочки с отвратительным запахом.
По прямой бежать не получалось, приходилось лавировать между пауками. Моя серебряная рука обратилась в лед.
Прямо передо мной возник сиабур, и я перепрыгнул через него. Но как только мои ноги оторвались от земли, паук тоже прыгнул. Я почувствовал холодную тяжесть между лопатками. Прикосновение было жестким, словно меня тронул мертвец. Я взмахнул руками, стряхнул с себя тварь и швырнул на землю. Она шлепнулась с глухим звуком, визжа и извиваясь. Ее место тут же заняла другая. Холодная тяжесть сдавила плечо, и я почувствовал ледяной укус в шею. Холод волной прокатился от шеи и плеч вниз по спине и бокам, до ног. Я остановился. Темнота стала тесной, удушающей. Лицо быстро немело; рук и ног я уже не чувствовал. Веки против воли опустились; мне хотелось спать… заснуть и забыться… И я бы заснул, но услышал издалека тихий голос, кажется, кричал я сам…
Услышав крик, Ската обернулась и в прыжке ударом ноги сбила сиабура с моей шеи. Быстрый взмах копья пронзил паука. Злая тварь извивалась, копошась в собственной слизи, а потом растаяла.
Зрение прояснилось, но руки и ноги колотила дрожь. Я почувствовал, как Ската легко подняла меня. Я пытался ей помочь, но ногами все еще не владел.
— Лью, — шепнула Ската, — я тебя понесу. — Она не давала мне упасть, я сделал два неуверенных шага и все-таки упал лицом вниз. Сиабуры тут же бросились вперед — оказывается, они могли двигаться с поразительной скоростью. Я лягнул одного. Он с визгом отскочил, но на меня напали еще два. Их когтистые лапы вцепились в мои штаны.
Первого Ската ударила ножом, стремительно развернулась и распластала второго пополам. Затем балетным движением изменила центр тяжести и пронзила копьем еще двоих, набежавших из темноты. Третий попытался ускользнуть от нее, но она пронзила пузатую тварь, подняла на острие копья и с уханьем отшвырнула подальше.
Ската вздернула меня на ноги и погнала вперед. Шатаясь, как старик, я с трудом сделал несколько шагов, но потом ощутил, что движение помогает. Ноги начали слушаться, и вскоре я уже бежал сам. Мы бросились к лесистым склонам внизу, я надеялся, что там нам будет легче обороняться. Несколько тварей попытались перекрыть нам путь к отступлению, но Ската пару раз взмахнула копьем, и мы достигли склона под хор гневных визгов.
Здесь у нас появилось преимущество, поскольку дышалось намного легче. Зрение прояснилось, нос и легкие перестало жечь. На опушке я оглянулся и увидел кишащую массу сиабуров. Сердце у меня замерло, когда я понял, что их там не десятки, не сотни, а тысячи! Они катились по склону лавиной, визжа на ходу. Их было не остановить. Спасения не было.
Глава 22. ЖЕЛТЫЙ ПЛАЩ
Ужасная волна затопила лесистый склон. Их было слишком много.
Ската хлопнула меня по плечу и сунула в руку увесистую дубину
— Держи, — коротко сказала она. Находчивая Pen-y-Cat мигом подобрала для меня оружие, вполне пригодное для пауков.
Схватив дубину, я оглянулся. Пауки почему-то замедлили наступление. Их движения стали вялыми, и они все чаще неловко сбивались в кучу.
— Смотри! Они скоро остановятся.
— А что ты думаешь? Они тоже устают, — заметила Ската. — Их можно обогнать. Сюда! Бежим! — Ската нырнула в заросли.
Я сделал два шага и вскрикнул от боли в руке.
Ската немедленно оказалась рядом.
— Ты ранен, Лью?
— Моя рука, эта, серебряная… жуткий холод. — Я протянул к ней руку. — Чувствуешь?
Ската сначала осторожно прикоснулась к металлу, затем крепко обхватила руку.
— Совершенно обычная! Теплая, как любая живая рука.
— А для меня — жуткий холод!
Сиабуры на склоне уже не двигались. Они собрались огромной пульсирующей кучей.
Волна вони докатилась до нас. В неярком лунном свете их тела блестели, завязываясь немыслимыми узлами. Они корчились, извивались, и от их кучи долетали звуки, похожие на те, которые издают котята, когда сосут мать.
А затем из копошащейся массы поднялась голова и передние лапы гончей — чудовищной собаки с огромными заостренными ушами и длинной зубастой пастью. Ее шерсть пока представляла собой мокрую путаницу черных колтунов, и глаза… глаза были красными. Голова металась из стороны в сторону, словно пытаясь освободиться из паучьей массы, превратившейся в илистую трясину дрожащих животов и дергающихся ног.
Я с болезненным восхищением наблюдал, как зверь вырывается на свободу, вытаскивая спину и задние лапы из вонючей слизи. Но адская гончая вовсе не стремилась тут же убежать, она ведь родилась от гнусного совокупления сиабуров. Как только до меня дошла эта мысль, рядом с первой головой возникла вторая, потом третья, и уже торчали уши четвертой.