Кинан и Бран по очереди возглавляли отряд. Останавливались только на водопой и для короткого отдыха. Вожаки старались задавать ровный темп и не позволяли людям уходить вперед или отставать.
Несмотря на это, мы, казалось, не столько шли, сколько наблюдали, как тропа медленно проходит под нашими ногами. Мы двигались, но не продвигались; мы будто шли к горизонту, который все становился все дальше по мере нашего к нему приближения. День шел за днем, и мы потеряли им счет. Спали мало, разговаривали еще меньше. Но все-таки ехали вперед.
Еды оставалось мало. Мы надеялись поохотиться в лесу — по крайней мере, встретить хоть какую-нибудь дичь. Ее не было. Не было даже следов.
Сушеное мясо, на которое мы так надеялись, испортилось, и мы питались черствым хлебом и элем, размачивая корки в чашках. Когда закончился эль, стали брать воду из реки. Хлеб заплесневел, но мы все равно его съели. Больше ничего не было. А когда закончился хлеб, варили остатки зерна с корнями и корой, которые находил в лесу Тегид. Лошади без всякого удовольствия ели лишайник, который мы сдирали со стволов ножами и мечами. Конечно, такая пища совсем не подходила для благородных животных, но, по крайней мере, ее было много.
Все обросли длинными бородами. Из-за недостатка солнечного света кожа у людей пожелтела. Но мы регулярно купались в реке — до тех пор, пока к нам не стали цепляться пиявки. После этого мы вообще отказались от купания и довольствовались лишь мытьем.
Кинан все больше нервничал. Он то и дело призывал нас идти быстрее, иначе мы, дескать, никогда не выберемся из этого проклятого леса.
— Успокойся, брат, — советовал Бран. — Не стоит так спешить.
— Мы давно идем, — ворчал Кинан. — Этому лесу нет конца.
— Не падай духом, — сказал я ему. — Конец есть у всего.
Кинан резко повернулся ко мне.
— Мою жену тоже увели! Ты не забыл? Она ничуть не меньше королева, чем твоя драгоценная Гэвин!
— Знаю, брат, — успокоил я его.
— Думаешь, я не забочусь о своей жене? — кипятился он. — Я молчу, но в душе на каждом шагу зову ее!
— Конечно, Кинан. Успокойся. Мы найдем их. — Я положил руку ему на плечо, но он стряхнул ее и отъехал недовольный.
Спустя некоторое время — может, два дня, а может, десять, — я совершенно потерялся в счете времени, — мы вышли на большой луг, ограниченный высокими скалистыми берегами реки. На левом берегу стоял город, разрушенный, пустой. Я называю это городом, хотя при ближайшем рассмотрении вскоре выяснилось, что это единое сооружение: огромный дворец со многими сотнями жилых помещений, залов, стен, колонн, дворов и святилищ, все изваяно из красного камня и теперь лежит беспорядочными обломками.
Мы вышли к нему внезапно и остановились, моргая в свете угасающего дня. Впервые за долгие дни над нами синело открытое небо и теперь, ошеломленные, мы стояли и смотрели, прикрывая руками глаза. А затем, потрясенные солнцем, небом и легким воздухом, осторожно пошли вперед — как будто странный красный дворец был миражом, который мог исчезнуть, как только мы отведем взгляд.
Сооружение было единым целым, от бесчисленных высоких крыш до фундамента. Колонны попадали, крыши провалились; пустые круглые окна-глазницы равнодушно взирали на мир. Но большая часть дворца стояла нетронутой. На фронтонах мы видели только резные изображения животных и птиц, но ни единой человеческой фигуры. Здание смотрело на реку. Единственный круглый вход, похожий на вход в башню, только существенно больше, вел на террасу. Широкая лестница спускалась прямо к темной воде. Каменные стены плавно изгибались без стыков, и от этого возникало тревожное чувство, когда ты понимаешь, что видишь что-то знакомое, но никак не можешь вспомнить, что именно. Однако Кинан сообразил сразу.
— Да вы посмотрите, ну прямо здоровенная красная ящерица, растянувшаяся на берегу реки.
— В самом деле, — согласился Алан Трингад. — Спящая ящерица. Вот и пусть себе спит.
Среди развалин ничего не двигалось, не было слышно ни звука. Красный дворец оказался таким же безжизненным и пустынным, как и башня, которую мы видели раньше. Тем более, что время постройки башни и дворца мы определили как примерно одинаковое. И все же, какая бы сила ни хранила это сооружение, она не покинула его совсем. Дворец по-прежнему властвовал над лесом, иначе красный камень давно бы зарос. Что-то все же не позволяло растительности вторгнуться сюда и оплести заброшенное здание корнями и ветвями.
От дальнего конца террасы начиналась широкая, вымощенная камнем дорога; она вела от города под углом к реке. Тегид долго всматривался в красный дворец, а потом посоветовал идти дальше, сказав:
— Злое место. Ничего кроме страданий оно нам не принесет.
Увы! Нам следовало бы прислушаться к мудрым словам.
Глава 26. КРАСНЫЙ ЗМЕЙ
Мы не так уж долго смотрели на развалины, однако за это время короткий день успел подойти к концу. Ночь наступила быстро, а мы еще не нашли место для лагеря. В любом случае в лесу мы ночевать не хотели ни за что. Хватит! Поэтому мы решили выйти на дорогу и посмотреть, куда она может вести.
На террасу мы поднялись все вместе. Странно было чувствовать твердый камень под ногами, еще страннее слышать глухой стук копыт после удушающей тишины леса. Мы медленно шли по широкой террасе, и каждый наш шаг отражался от стен.
Бран шел впереди. Соответственно, он первым достиг центра террасы — на полпути между ступенями к реке и входом во дворец. Я видел, как он посмотрел на дверь, повернулся и остановился. Поднял руку, давая знак остановиться тем, кто шел за ним.
— Там что-то двигалось, — объяснил он, когда мы с Кинаном подошли к нему.
Я посмотрел на вход — опять круглый, как колесо, но раз в пять выше человеческого роста; за ним было темно, как в яме. Как он что-то там разглядел?
— Войдем, — предложил я, все еще разглядывая дверной проем. В это время мы услышали крик: жалобный вопль потерявшегося и испуганного ребенка.
— Mo anam, — пробормотал Кинан, — там ребенок.
Некоторое время мы смотрели друг на друга, не зная, что делать.
— Мы же не можем бросить здесь бедняжку, — сказал Кинан. — Это неправильно.
Я бы с удовольствием ему возразил, да только это и в самом деле было неправильно. В результате мы решили быстренько обследовать помещение, а потом уж двигаться дальше.
— Это действительно надо сделать быстро, — предупредил Тегид. — Скоро стемнеет. Мы не можем задерживаться.
Оставив Скату и остальных охранять лошадей, Бран, Эмир, Гаранау, Тегид, Кинан и я приготовили факелы и пошли к красному дворцу. Там было темно и пусто. Но самое главное — тихо. На пороге мы остановились, зажгли факелы и вошли в огромный пустой зал.
Внутри помещение оказалось во много раз больше, чем представлялось снаружи. Причину обнаружил Тегид.
— Это одно помещение, — отметил он.
Сотни окон, располагавшихся в стенах, предполагали множество комнат, а на самом деле освещали единственный гигантский зал. Но света все равно недоставало. Его хватало лишь на то, чтобы понять: мы стоим на площадке лестницы, ведущей куда-то вниз. Мы не видели ни пола внизу, ни крыши наверху, и свет наших факелов почему-то почти не разгонял темноту.
Воздух в зале был сырым и холодным — холоднее, чем снаружи. Мы стояли и слушали, наше дыхание облачками висело вокруг нас. Ничего не услышав, мы начали спускаться по ступенькам плечом к плечу с высоко поднятыми факелами. Каждый шаг вызывал эхо, порхавшее во тьме, словно летучая мышь.
— Унылый дом, — пробормотал Бран, и его голос зазвенел в огромной пустоте.
— Даже если развести большой огонь в очаге, будет холодно, — добавил Эмир.
— Но огонь бы не помешал, — сказал Гаранау. — А то темно совсем.
Спустившись на шесть ступеней, мы вышли на широкую лестничную площадку, еще через шесть степеней нас ждала еще одна, а дальше — пол, покрытый черной глазурованной шестигранной плиткой. Плитка поблескивала от влаги, идти по ней было скользко, но мы шли к середине зала, где должно было находиться место для очага.