Я подозвал Кинана и приказал:
— Веди людей дальше. Мы вас догоним. Сейчас Тегид осмотрит Алана…
— Точно! — громко сказал Кинан. Он поднялся и начал покрикивать на людей. — Идем дальше. Что толку нам тут стоять, как деревьям, пустившим корни! Дорога не станет короче, если мы тут будем торчать.
Воины неохотно повиновались. Тегид ловко расстегнул брошь и откинул плащ. Сиарк внизу был покрыт засохшей кровью.
— У тебя было кровотечение, Алан, — заметил Тегид ровным голосом.
— Да? А я и не заметил. — Говорить ему было трудно, хотя он и пытался придать голосу беспечность.
Тегид осторожно оторвал присохший сиарк от кожи. Тут же все ощутили запах. Плечо и верхняя часть спины воспалились, тело приобрело уродливый пурпурный цвет с черно-зеленым оттенком. Царапина, с которой работал Тегид, позеленела и покрылась чем-то желтым.
— Ну и как там? — спросил Алан, скосив глаза, чтобы увидеть свою рану.
— Не буду тебя обманывать, Алан, — тон Тегида стал озабоченным. — Мне это не нравится. — Бард прижал пальцы к опухоли. — Больно?
— Вообще никак. Я не чувствую…
— А должен бы чувствовать, — ответил Тегид. Он повернулся к Брану. — Возьми Гаранау и Эмира. Возвращайтесь в лес. Мне нужны шесты. Сделаем волокушу.
Алан выругался и с трудом встал.
— Да ни за что! Чтоб меня тащили на веревке! — прорычал он. — Сам поеду.
Бард нахмурился.
— Хорошо, — согласился он через некоторое время, — мы избавим тебя от этого. Но прежде чем ты сядешь в седло, выпьешь очень невкусное лекарство.
Алан улыбнулся.
— Жестокий ты человек, Тегид Татал. Твёрдый, как кремень.
— Лошадей оставьте нам, — приказал Тегид. — Мы догоним отряд, когда я закончу.
Мы с Браном оставили Тегида и Скату и догнали отряд.
— Тегид обеспокоен, — заметил Бран. — Он не говорит, не хочет, чтобы мы знали, насколько Алан плох. — Он помолчал. — Но я и без него знаю.
— Тегид вечно сомневается, — ответил я, стараясь успокоить Главного Ворона, — у него, наверное, есть причины. Но он знает, что делает.
Мы с Кинаном опять заняли места во главе отряда. Воины запели, но мне это больше не доставляло удовольствия.
День закончился тусклой, унылой моросью. Холодный ветер завывал над скалистыми пустошами, и мы порадовались, что везли с собой сухие дрова из леса. Ветер, хотя и досаждал немало, все-таки был лучше тишины и мертвого воздуха леса. А холод и сырость — куда же от них денешься в походе?
Мы поели жидкой каши, состоявшей в основном из воды и какой-то колючей травы, собранной по обочине. Трава придавала еде хоть какой-то вкус, хотя больше еды от нее не становилось. Воду брали из небольших каменистых заводей, она была лучше той, которую давала река. Воины пытались найти грибы, но тщетно.
Тегид и Ската просидели с Аланом всю ночь. На рассвете я отправился к ним, чтобы расспросить о состоянии пациента. Бард встретил меня на полдороге.
— Ему не стоит ехать сегодня, — угрюмо сказал он.
— Тогда встанем лагерем здесь, — ответил я. — Отдохнем, а лошади могут спокойно попастись. Как он?
— Не очень хорошо, — скупо ответил он.
— Но он же справится? — быстро спросил я.
— Он сильный. И поборется за себя. А мы со Скатой сделаем все возможное, чтобы он пришел в норму. — Он помолчал. — Ему бы помогло мясо, ну и отдых, само собой.
— Можешь не продолжать. Это моя забота.
Я выбрал одну из лошадей поменьше, хотя и не самую молодую, у молодой мясо было бы понежнее. Но я исходил не из кулинарных соображений; мне хотелось сохранить боевых коней как можно дольше. Бран одобрил мой выбор, а Гаранау взялся зарезать бедное животное.
Кинан отнесся к моему решению резко отрицательно. Он заявил, что против убийства лошади, и уж тем более против того, чтобы она пошла в пищу. Он ходил и бормотал:
— Не подобает королю Каледона есть своих верных помощников в бою.
— Вот и не ешь! — вспылил я. — Просто отойди в сторонку, когда запахнет мясом.
Несмотря на холод, мы с Гаранау сняли плащи, сиарки, штаны и сапоги. Отвели животное в сторону, Гаранау примерился и взмахнул мечом. Лошадь упала без крика, перевернулась на бок и испустила дух. Мы быстро разделали ее и растянули шкуру на камнях. Конечно, мы изрядно перемазались в крови, но зато у нас теперь было свежее мясо.
Найл, Эмир и Дастун занялись готовкой. Мы с Гаранау раздали мясо, оставив лучшие куски для Тегида.
Закончив и совершенно закоченев, мы смыли с себя кровь в какой-то торфяной луже, оделись и поспешили отогреваться к кострам, на которых жарилось мясо.
Вскоре ветер разнес давно забытый аромат по всему лагерю. Готовое мясо ни по виду, ни по запаху практически не отличалось от говядины; во всяком случае, воины с удовольствием уписывали его за обе щеки. Я посматривал на Кинана. Он все еще колебался. Спрашивать его я не стал, он бы все равно отказался просто из гордости. Ската поступила мудрее. Она уселась рядом с ним с двойной порцией.
— Я всегда говорила своим мабиноги, — начала она, задумчиво пережевывая мясо, — что главная задача воина — остаться в живых и быть готовым к бою. Любой воин, который пренебрегает собой для достижения этой цели, ничем не сможет помочь своим родичам.
Кинан нахмурился и выпятил подбородок.
— Да, это я помню.
— Я учила тебя находить птичьи яйца, морские водоросли и, — она сделала паузу, чтобы слизать сок со своих длинных пальцев, — и любое другое, что годилось в пищу голодному воину вдали от очага его господина.
Король Каледона пожал плечами, но взгляд его оставался таким же хмурым.
— Вот поэтому я всегда требовала, чтобы мой выводок ел конину, — небрежно закончила Ската.
Рыжая голова медленно повернулась.
— Так ты кормила нас кониной?
— А как же! На вкус она ничем не хуже говядины, а еще она…
Некоторые из тех, кто сидел рядом, слушали ее слова и ухмылялись. Правда, в голос никто не смеялся.
Видно было, что Кинан огорчен, но продолжалось это недолго. Ската взяла второй кусок мяса и предложила ему. Кинан взял, но подозрительно посмотрел на свою наставницу, будто ожидая упрека.
— Никто не скажет, что Кинан Мачэ пренебрегает боевыми навыками. — С этими словами он откусил от своей порции приличный кусок. Мрачный вид его никуда не делся, но больше он к этой теме не возвращался. В ту ночь мы спали лучше, почему-то с полным желудком хорошо спится. Однако задолго до рассвета меня разбудил Тегид. Ветер усилился, сменил направление на северное. Было холодно.
— Тихо! — предупредил он. — Идем со мной.
Мы пришли туда, где они со Скатой устроили Алана между двумя небольшими кострами: один горел у его головы, другой — возле ног. Бран стоял рядом, опираясь на копье и опустив голову.
В руке Ската держала тряпку, а на коленях стояла миска с водой; она обтирала лицо Алана. Глаза у воина были закрыты, и он лежал совершенно неподвижно.
Тегид склонился над ним.
— Алан, — тихо позвал он, — Лью здесь. Я привел его, как ты просил.
Алан открыл глаза и повернул голову. Мерзкое пурпурное пятно гнили достигло основания его горла.
— Лью, — едва слышно прошептал Алан, — я хотел сказать, что мне очень жаль.
— Алан, тебе совершенно не о чем жалеть, — быстро ответил я.
— Я так хотел помочь тебе спасти Гэвин.
— Ты еще поможешь, Алан. Я на тебя рассчитываю.
Он улыбнулся сухой, лихорадочной улыбкой. Его темные глаза смотрели жестко.
— Нет, господин, я уже не встану. Мне жаль, что у тебя теперь на один клинок меньше. — Он помолчал, собираясь с силами. — Мне бы хотелось посмотреть на Паладира, когда вы встретитесь. Такой бой жаль пропускать.
— Не говори так, Алан, — сказал я, тяжело сглотнув. Слова застревали в горле.
— Со мной все в порядке, — сказал Ворон, протягивая ко мне руку. Я взял ее и поразился, насколько она горяча. — Но я хотел сказать тебе, что никогда не служил лучшему лорду и не знал короля, которого любил бы больше. Я очень сожалею, что у меня нет еще одной жизни, я бы и ее с радостью отдал за тебя. — Он с трудом сглотнул, и я увидел, как ему больно. — Я никогда не избегал схватки, но ни разу не поднимал клинка со злым умыслом. Если люди будут вспоминать меня, пусть помнят об этом.