— Оставь как есть, — посоветовал он. — Отдай ветру, пусть забирает. Тогда они никогда не обретут покой.
— Так что же тут было? — спросил Бран, пытаясь осознать изменения, произошедшие в них и в мире вокруг. Этот вопрос хотели бы задать многие, и в первую очередь те, кто перешел на мою сторону. Они избежали участи своего господина. Измененные, они не в силах были постичь перемену, случившуюся с ними и с миром вокруг. Впрочем, выглядели они счастливыми.
Тегид поднял золотой жезл, в который превратился его старый рябиновый посох. Воздев другую руку над головой, он обратился к изумленным людям:
— «Шум битвы долетит до звезд, и Великий Год придет к своему завершению. Слушайте, о Сыны Альбиона: кровь рождается от крови. Плоть рождается из плоти. Но дух рождается от Духа и с Духом пребывает. Альбион станет единым, когда Герой совершит подвиг и воцарится Серебряная Длань». — Опустив посох, он указал на мое тело. — Так было предрешено, так и сбылось. Великий год окончен, старый мир ушел, и настал черед нового творения. Aird Righ Альбиона мертв. Геройский подвиг, ради которого он был избран, свершен. Он вернул в состав своих владений Тир Афлан. Теперь он король над всеми землями: с этого дня Альбион един. И правит им Серебряная Длань. Пророчество исполнилось.
Назад через обновленные горы, шли прекрасные воины с серебряными торками, казалось, они несут на плечах шар небесный. Белые облака лежали на склонах царственными одеяниями; ручейки, реки и водопады звенели и наполняли высоты радугой. Вместо корявого подобия дороги у них под ногами бежала покрытая мягкой травой тропа, все дальше, и дальше…
Они шли через болота, ставшие лугами, через леса с красивыми деревьями и родниками. Стада оленей и диких овец паслись на обширном травяном пространстве; птицы перепархивали над их головами и пели небу прекрасные песни, а небо, такое голубое, что дух захватывало от его глубины, благосклонно внимало их трелям…
Назад через холмы и долины, через мягкие подъемы и спуски, через величественные гребни гор и одинокие долины. Вокруг они видели все оттенки зеленого, а когда набегали облака, зелень густела и временами казалась темно-золотой…
В обновленных лесах высокими колоннами стояли великолепные стволы деревьев, их раскидистые ветви образовывали высокий полог над головами, они шли в природном святилище, и мягкий рассеянный свет играл на листьях. Днем тропу подсвечивала бесконечная череда лучей солнечного света; ночью луна и звезды украшали каждый лист и каждую ветку волшебными узорами…
Назад вдоль реки, ставшей благородным потоком, в красивых изгибах берегов, в звучной музыке своего величественного течения. Лебеди, гуси, утки гнездились на берегах, окаймленных тростником; рыбы лениво шевелили плавниками на прогретых солнцем мелководьях, а на перекатах резвились и выпрыгивали из воды…
Назад через возрожденный мир: прекрасней самой заветной мечты любящего сердца о красоте, изящней всего, что может измыслить человек, манящий, как надежда. Они пронесли мое тело через Тир-Гвин, туда, где ждали на берегу три быстрых корабля с совершенными обводами. А потом через море поразительного цвета и чистоты.
Так я в последний раз прибыл в Альбион. Мы пробыли в пути немало дней, но ни одно пятнышко тления не коснулось моего тела. Я как будто спал; только дыхание не вздымало грудь, и сердце оставалось неподвижным и холодным.
Меня несли на носилках, сделанных из серебряных щитов, шестами служили золотые древки копий. Укрытый алым плащом, я всегда видел рядом Гэвин: она не оставляла меня ни на мгновение. Во время ночевок она даже спала возле носилок.
Так мы и достигли Альбиона. Теперь процессия следовала знакомыми землями, но даже здесь я видел следы изменений. Альбион стал чудом, наполнявшим душу чистой радостью. Прежний Альбион был лишь блеклым отражением нынешнего, он звучал прекрасней арфы, музыкой изысканной и слышимой многими.
За спиной остался Каледон, мы пересекли равнину и начали подниматься по Друим Вран. За перевалом лежал Динас Дур, там ждали лорд Калбха и мои люди. Вести о моей смерти далеко опережали процессию, народ погрузился в скорбь. Кости Алана Трингада захоронили в дольмене в Кургане Героя у подножия Друим Вран. Там же похоронили останки профессора Нетлтона.
С моим телом поступили иначе: его установили в царском зале в ожидании похорон. Тегид решил, что меня следует похоронить в гробнице, которую еще только предстояло построить. А пока я лежал на тех же носилках в королевском зале, а безутешная Гэвин оставался рядом со мной день и ночь, пока готовился горседд.
Однажды вечером в зал зашел Тегид и опустился на колени рядом с Гэвин. Эту ночь, как и все предыдущие, она провела, сидя на моем троне из рогов.
— Пришло время отпустить его, Гэвин, — сказал бард.
— Отпустить? Не бывать этому, — ответила она почти шепотом.
— Я же не сказал, что ты должна забыть его, — успокоил Тегид. — Но для Лью пришло время — и уже давно — идти дальше. А ты держишь его здесь.
— Я? Держу? — Гэвин задумалась. — Тогда, — сказала она, взяв мою холодную руку, — я ни за что не отпущу его, и он навсегда останется со мной.
— Нет, — мягко возразил Тегид. — Тебе придется отпустить его. Ты же держишь его в тюрьме. Это нехорошо. — Бард обнял мою жену за плечи и заглянул в глаза. — Гэвин, послушай меня. Все идет так, как должно идти. Лью был послан с определенной целью, она достигнута. Пришло время освободить его. Для него это еще не конец пути.
— Я не могу, — промолвила Гэвин сквозь рыдание. — Я же останусь одна!
— Если не отпустить его сейчас, рано или поздно твоя любовь зачахнет, но перед этим она отравит твою жизнь и жизнь ребенка, которого ты носишь, — твердо ответил Тегид.
Гэвин закрыла лицо руками. Слезы просачивались сквозь пальцы.
— Ох, Тегид, как больно! — воскликнула она. — Мне так больно!
— Я знаю, — тихо ответил он. — Эта рана будет болеть еще долго, но, в конце концов, и она затянется.
— Я не знаю, что мне делать, — плакала она.
— Я тебе скажу, — ответил мудрый бард. — Ты родишь ребенка, которого он тебе дал, и будешь любить его и растить с памятью о нем. — Он взял ее за руки. — Идем со мной, Гэвин.
Она встала, бросила на меня последний любящий взгляд и вышла с Тегидом. Ската и Стая Воронов ждали у входа в зал. Как только появились Гэвин с Тегидом, Вороны вошли в зал. Они подняли носилки на плечи и вынесли их наружу; а затем медленно пошли через кранног к лодке, пересекли озеро и причалили там, где ждал Кинан с лошадьми и повозкой. В повозку запряжены три лошади — пристяжные рыжая и белая, и коренник — сильный вороной жеребец. Колеса обернули черной тканью. Рядом с Кинаном, со щитом и копьем стоял Лорд Калбха, а за ними с незажженными факелами в руках толпился народ Динас Дура.
Мое тело положили на повозку, и процессия медленно направилась вдоль берега к священной роще, туда, где по слову Тегида воздвигли Курган Героя. Преодолев длинный склон, мы прошли мимо мельницы, достроенной в мое отсутствие лордом Калбхой и Хуэлем, мастером-строителем. Я благословил мельницу, пусть хорошо работает.
Траурный кортеж вошел в затененную рощу. Посреди рощи возвели Горседд — пустую каменную комнату. Пол покрыли дерном, а вокруг кольцом стояли стройные серебристые березки. Возле каменной пирамиды кто-то поставил щит. Я и раньше слышал карканье. А теперь быстрая тень пронеслась над головой, и огромная черная птица с блестящими перьями спикировала и села на край щита. Я подумал, что это Алан прислал гонца попрощаться.
Носилки поставили у подножия могильного холма. Сзади молча стояли люди. Главный Бард, стоя над моим телом, накинул складку плаща на голову. Воздев надо мной золотой жезл, он звучно произнес:
— Сегодня мы хороним нашего короля. Сегодня вечером мы прощаемся с нашим братом и другом — другом, который сделал для нас то, что мы не смогли сделать для себя. Некоторое время он жил среди нас, но, как и Мелдрон Маур до него, Лью служил Песне Альбиона. Его жизнь была жизнью Песни, и Песня забрала жизнь, которую ненадолго даровала. Король мертв, он убит подлым образом. Он добровольно принял смерть, чтобы жили его жена, его друзья, ради свободы которых он принял столько мук. Пусть никто никогда не скажет, что он жаждал славы; пусть люди помнят, что он смирил себя, нарушил свои заветы, чтобы отправиться в Тир Афлан.