— Мина? Это мы! — кричит Кэнди в темноту.
Я нащупываю выключатель.
— Ты дома, Минни? — спрашиваю я.
Верхний свет со щелчком включается и освещает прихожую. Коллекция ярких туфель Мины выстроена в аккуратную линию в шкафу. Кажется, к туфлям уже давно никто не прикасался. Мы снимаем обувь и оставляем её рядом с этими туфлями. В гостиной на кофейном столике из орехового дерева пусто, плюшевые подушки на раскладном диване аккуратно разложены. Кажется, всё лежит на своих местах.
Стены квартиры Мины представляют собой тщательно подобранный коллаж из её жизни. Рекламные плакаты "Сладкой каденции" и обложки журналов висят в рамках среди броских фотографий семьи и друзей. Мои любимые из её фоток — из нашей ранней эры, ещё до того, когда наши имена стали известны всем. Я так отчётливо помню тот день, когда мы втроём втиснулись в ту вонючую фотобудку в торговом центре, прижались лицами друг к другу и обнялись за шеи и плечи. Только что состоялась премьера нашего шоу, и между нами царили только доверие и дух товарищества. Никаких резких слов, сказанных назло, никаких ужасных тайн, которые разлучили бы нас.
Меня вытаскивает из водоворота ностальгии, едва я замечаю кое-что странное на этой полоске с фотографиями. Я наклоняюсь и прищуриваюсь.
По лицу Мины на каждом квадратике размазано коричневато-красное пятно.
И дело не только в этих фотках. Лицо Мины осквернено на каждой фотографии и постере на стене. Стекло над каждым снимком её лица покрыто той же коричневой жижей, которой замазаны её лицо на полоске с фотками рядом с нашими сияющими улыбками.
— Кэнди, взгляни на это... — мой голос дрожит. — Это… то самое?
Кэнди, стоящая рядом со мной, уже широко раскрывает глаза от тревоги. Меня трясёт каждый раз, когда я вижу, что Кэнди теряет самообладание. Как будто стоишь на пустом пляже, когда океан внезапно отступает — предупреждение о том, что надвигается что-то ужасное.
Мы снова и снова зовём Мину.
Кухня и остальная часть гостиной пусты. Мы поворачиваем по коридору к её спальне. В конце коридора дверь в комнату Мины приоткрыта. Внутри кто-то бормочет. Я снова борюсь с желанием протянуть руку и схватить Кэнди. Наши ноги стучат синхронно, когда мы спешим по коридору. Мы подходим к двери, и Кэнди, не колеблясь, широко распахивает её.
На краю кровати спиной к нам сидит тень человека.
— Это не я. Оно не моё, — шепчет тень.
Кэнди тянется к лампе. Я вздыхаю от облегчения, видя, что это Мина, что она здесь, дома, в безопасности.
— Минни, ты разве не слышала, как мы тебя звали? — я бросаюсь к ней.
Кэнди резко поднимает руку, преграждая мне путь. Я замираю от резкого удара.
— Осторожно, — Кэнди указывает на пол. По всему ковру разбросаны осколки стекла.
Прежде чем я успеваю ощутить тепло её прикосновения, она отдёргивает руку. Кэнди проходит мимо меня в комнату, осторожно обходя осколки, и направляется к Мине.
Я иду за ней и нахожу источник беспорядка — настенное зеркало в полный рост разбито вдребезги. Так же как и зеркало на её туалетном столике. Внутри всё сжимается в твёрдый узел. Я спешу к постели Мины к Кэнди, которая уже опустилась на колени, озабоченно хмуря брови.
Голова Мины низко опущена, кончики её короткой стрижки свисают вперёд, скрывая лицо. На коленях у неё ручное зеркальце. Стекло тоже разбито, осколки разбросаны неровным кругом у ног. Её руки и ногти грязные, как будто она копалась в грязи.
— Это не я, — повторяет Мина.
— Что не так? Тебе плохо? — я провожу рукой по её лбу, а затем вздрагиваю. — Боже мой, Минни, ты вся горишь! Ложись, я принесу немного льда...
— Лёд не поможет, — говорит Кэнди. — Ей надо поехать со мной.
— Куда? — огрызаюсь я. — И тебе лучше сказать "в больницу"!
Мина, наконец, поднимает голову — и у меня сердце замирает в груди. Её лицо выглядит... по-другому.
Сначала мне кажется, что она просто так наштукатурилась. Как будто к её чертам лица применили фильтр красоты, изменив и увеличив их до сверхъестественных пропорций. Огромные глаза смотрят на меня, широко раскрытые, как у инопланетянки. Её зрачки огромные. Она носит круглые контактные линзы? Её нос тоньше, как у эльфа, рот миниатюрный. Её подбородок кажется изящнее, изгибаясь к крошечному заострённому подбородку. Она делала пластику, чтобы изменить форму своего лица? Мина всегда предпочитала естественную внешность, была уверена в себе и чувствовала себя комфортно так, как я могу только мечтать. Девушка, сидящая передо мной, кажется почти как совершенно незнакомой.
— Минни? — спрашиваю я еле слышным шёпотом.
— Это не я, — Мина снова смотрит на разбитое зеркало у себя на коленях. — Это не моё лицо...