В центре сцены находится приподнятый деревянный помост, окружённый толстыми свечами и горящими благовониями, тарелками, усыпанными алыми цветами, и разрезанными брюшками созревших фруктов.
Это вообще не сцена.
Это жертвенный стол.
Начинается музыка. Внезапно я больше не боюсь. Тело приходит в движение и начинает последовательность танцевальных движений, которая стала столь же естественной, как вдох, такой же инстинктивной, как мысль. Мы выполняем движения в точности так, как выучили, заучили наизусть и неоднократно репетировали, не успевая поесть и отдохнуть, пока все дни не растянулись и не слились воедино, пока мы не выкинули из себя всё, кроме танцев. Мы подпрыгиваем и совершаем грациозные вращения, подбрасывая свободные рукава наших мантий вверх, каждый из нас — спица в этом большом колесе.
Мы начинаем петь. Незнакомые гласные и согласные сталкиваются и переплетаются. Я ничего не понимаю, но я слышала этот язык раньше. Мы пели на нём в репетиционных комнатах, напевали про себя, когда шли по коридорам. На этом же языке пела Кэнди, когда вовлекала нас в свои ритуалы.
Даже когда я осознаю это, всё равно не могу остановиться. Ноги продолжают двигаться, руки вытягиваются, голос повышается, и я могу лишь думать о том, как органично я вписываюсь сюда, насколько я тут дома, насколько мне тут хорошо.
Кто-то ещё поднимается на сцену.
Кэнди. Это Кэнди. Мы наклоняемся и расступаемся, позволяя ей войти в наш круг.
За ней следует мисс Тао, её тяжёлое одеяние касается лодыжек. В руках она несёт миску, полную коричневато-красной глины и измельчённых цветочных лепестков.
— Продолжайте, — говорит мисс Тао, и Кэнди выходит в центр сцены, становясь перед помостом.
Красно-оранжевый свет мерцает от пламени свечей, отбрасывая причудливые тени на лицо Кэнди. Медленно, словно её направляют невидимые руки, Кэнди взбирается на помост и ложится на спину.
Я беру за руки своих коллег-танцоров, и мы образуем полный круг вокруг Кэнди и мисс Тао.
Мисс Тао опускает руку в миску, зачерпывает пригоршню глины и прикладывает её ко лбу и щекам Кэнди. Она закатывает рукава и подолы халата Кэнди и размазывает его широкими мазками по рукам и ногам Кэнди.
Наши голоса становятся громче, ритм ударных нарастает.
Появляется отблеск света — я вижу кинжал в руке мисс Тао.
Лезвие опускается, прокладывая алую дорожку по краю коричневой глины на ноге Кэнди. Кэнди морщится, но не издаёт ни звука.
— Не сопротивляйся. Подчинись, — говорит мисс Тао. — Нет большей чести, чем предложить своё тело деве, чтобы пребывать рядом с ней вечность.
Глаза Кэнди дикие и яростные из-под мокрых от пота волос, прилипших к нахмуренному лбу. Струйки крови из глубокого пореза текут по всей длине её ноги, стекая с краёв помоста.
Ты в безопасности. Я не позволю, чтобы с тобой что-нибудь случилось.
Если я когда-нибудь снова попаду в неприятности, ты ведь придёшь мне на помощь, верно?
Что-то во мне издаёт дикий вопль.
Тело напрягается и восстаёт против успокаивающей музыки.
Из ниоткуда по сцене проносится сильный ветер. Пламя свечей мгновенно гаснет, и внезапно концертный зал погружается в темноту.
Пора. Об этом говорила Фэй.
Тело приходит в движение. Я вырываюсь из строя, бросаюсь вперёд и вытаскиваю кинжал из рукава. Обеими руками сжимая рукоять, я вонзаю лезвие в спину мисс Тао.
Глава 28. Наши дни
Покров темноты длится всего несколько секунд, и в зале включается свет.
Я роняю кинжал и отступаю назад.
Голова мисс Тао поворачивается, её глаза выходят из орбит, когда она видит, кто на неё нападал. Уголок её рта дёргается, и она издаёт сдавленный вздох. Ещё через мгновение я понимаю, насколько глубоко вонзила кинжал в шею мисс Тао. Брызжет кровь, заливая её белое одеяние, и мисс Тао падает вперёд на колени.
Танцоры в масках беспечно покачиваются в кругу. Женщины в зале вскакивают на ноги.
Я бросаюсь к помосту:
— Кэнди, это я!
Я обнимаю её за плечи, подтягивая к себе. Она дрожит. Я смотрю вниз и вижу, что подол её халата насквозь промок, порез такой глубокий, что сильно кровоточит...
— Давай, нужно идти!
Разум снова включается. Я хватаю Кэнди, стаскивая её с помоста. Вазы с цветами и фруктами со звоном падают с алтаря. Я поднимаю израненное тело Кэнди и тащу её вон.
Другие ученицы устремляются вперёд, их белые одежды развеваются, они окружают сцену.
— Не двигаться! — орёт на них Кэнди.