— Все, бля, в порядке, Мака. Можешь приезжать.
Не прошло и часа, как Мака сидела в директорском кабинете и внимательно рассматривала бумагу. Документ имел печать жилищного департамента Москвы и подпись ее начальника.
— Молодец, Ибрагим. Сколько?
— Полтинник, бля, как и договорились.
Посетительница вынула из сумочки мобильный телефон и, сказав в трубку два слова, убрала обратно. Через минуту в дверь кабинета вошел молодой человек с кейсом в руке. Молча приблизившись к Казиеву, раскрыл кейс, вынул перевязанную резинкой пачку сто долларовых купюр и выложил на стол.
— Свободен, — бросила ему Мака и дождалась, когда молодой человек удалится.
— Что-нибудь еще? — Улыбнулся Казиев, скидывая деньги в приоткрытый ящик стола.
— Есть одно дело, — сообщила посетительница, доставая из сумки сигареты.
Казиев щелкнул зажигалкой:
— Выкладывай. Что в наших силах, все, бля, сделаем.
Мака с удовольствием затянулась и выдержала паузу:
— Хочу баллотироваться в Государственную Думу.
Ибрагим долго и весело смеялся. Мака стряхнула пепел и, не мигая, смотрела на веселившегося бандита. Когда он немного успокоился и носовым платком промокнул набежавшую слезу, спросила:
— Ты меня понял?
— Хули не понять?! Неприкосновенности, бля, захотела?
Теперь расхохоталась Мака. Смеялась долго. Внезапно лицо ее стало серьезным:
— Дурак.
Казиев покраснел, наливаясь гневом:
— Что ты сказала?
— Дурак, я сказала, — спокойно повторила она и затушила сигарету: — Сидя в Думе лучше видно, что еще можно прикупить в стране. Хочу немного заработать и предлагаю тебе поучаствовать.
При словах «заработать» Казиев тут же успокоился, а предложение поучаствовать вызвало у него добрую улыбку:
— Хули я должен делать?
— Возглавить мой избирательный штаб.
Бандит почесал затылок:
— Бегать, бля, много придется…
— Бегать не надо. Подключишь своих шестерок. Чем больше, тем лучше.
— Помозгуем, госпожа депутат.
— Вот и помозгуй.
— А скажи, был бы жив Кащей, ты бы ко мне, бля, с этим пришла?
— А был бы жив Алехан, ты бы сидел в этом кресле?
— Не трогай, бля, память брата. До сих пор не врубился, кто же его шлепнул… Думаю, теперь никогда, бля, не узнаю.
Мака загадочно улыбнулась:
— Не зарекайся, еще не вечер.
— За брата, блядь, Алехана, клянусь тебе, женщина, если выплывет имя гада, из-под земли вытащу, порежу на мелкие кусочки и опять на хер в землю зарою.
Она согласилась:
— Хорошо, зароешь. — И поднялась с кресла: — Ну хватит, мне пора. При следующей встрече обговорим детали.
— Начинать такую игру, бля, нужны большие деньги, — задумчиво произнес директор некоммерческого фонда.
— Деньги найду. Твое дело грамотно провести избирательную компанию.
— Никогда, бля, не занимался подобной лабудой…
— Ты же доктор философских наук, вот и оправдывай ученую степень, — посоветовала Мака, направляясь к двери.
Казиев проводил ее до машины, галантно усадил в Мерседес и долго смотрел вслед удаляющейся иномарке. Черный лимузин, принадлежавший когда-то Кащееву, он хорошо помнил. Вернувшись в свой кабинет, открыл ящик стола и внимательно пересчитал доллары. Удостоверившись, что не обманут, вытащил из бара бутылку водки, выпил четверть прямо из горлышка, поморщился и нажал кнопку. Секретарь директора с татуировкой на шее почтительно замер на пороге.
— Скажи, бля, Корявому, пусть закажет сауну и обзвонит братков. Сходняк завтра в восемь вечера, — распорядился хозяин.
— Телок готовить? — Услужливо предложил секретарь.
— На хера? Бабы делу помеха. Сами, бля, посидим. Базар есть. — Ответил доктор философских наук, вовсе выпустив из вида, что именно баба с сегодняшнего дня и становится его главным делом.
Лена заглянула к мужу. Увидев на письменном столе опустошенную бутылку, нарезанный на газете лимон и разбросанные вокруг бумаги, тихо попросила:
— Трофим, может на сегодня остановишься? — Бывшего телохранителя Маки, кроме жены, никто больше не называл по имени. Трофим Юрьевич Мараконов уже несколько лет занимал кабинет мэра города.
— Лена, не нуди. Завтра выходной, а мне надо расслабиться. Ты же знаешь, — он сгреб разбросанные по столу бумаги, поднял их и серпантином разбросал вокруг: — как я устал от всего этого?
На глазах Лены выступили слезы:
— Ты меня больше не любишь. — Она захлопнула дверь кабинета и быстро ушла в свою комнату. Трофим вошел следом, покачиваясь, встал рядом, положил ей руку на плечо: