— О! Рада вас видеть, госпожа… — она запнулась, уставившись в списки.
— Госпожа… Виолетта Гарбо. Это псевдоним. Я разве не предупреждала? Гарбо никогда не ждет в очереди, — она брезгливо оглядела претенденток, заполнявших холл.
— Вам не придется ждать, госпожа Гарбо, — ассистентка проводила ее сквозь ряды ожидающих просмотра инвалидов и распахнула дверь в студию, где проходили съемки ролика. Юркнула следом и тихо шепнула длинному малому в бандане:
— Там такой крокодавр! Похоже, то, что надо. Виолетта Гарбо.
Длинный представился Миледи: — Режиссер, Феликс Черемухин. Мы снимаем рекламный ролик нового стерео проигрывателя. Вот сюда, пожалуйста, — он усадил инвалидку на стул в центре ярко освещенной площадки. — Идея такова — не только юные отморозки, но и люди солидные, даже, простите, в чем-то ограниченные, не могут устоять против хорошей музыки. Она их заводит, взрывает, уводит… Она будит страсть! Да, учтите — вы мексиканка! Знойная, темпераментная, обольстительная… Грим потом — это всего лишь проба. Дайте ей текст! — крикнул он в темноту и тут же в руках Миледи оказались листки со словами. — Пойте как можете, мисс Гарбо. Ролик будет озвучиваться профессионалом. Главное — раскрепоститесь, воспарите, самовыражайтесь! Вы еще так молоды! Душой. Фонограмма! Начали, Боб!
Последняя реплика предназначалась человеку с камерой, нацелившей на испытуемую глаз объектива. Жаркий пот прошиб авантюристку — не даром ругали этот проклятый кримплен — настоящая сауна. Сейчас ее разоблачат и с позором выставят. Предстоит ретироваться сквозь ряды натуральных инвалидов, у которых она пыталась отнять роль, да еще прорвалась без очереди.
Миледи заслонилась руками от нацелившегося на нее объектива: — Немедленно уберите камеру! Надеюсь, вы работаете по системе Станиславского? О каком перевоплощении может идти речь в таких условиях? Мексика — это прежде всего — брюнетки. Я дам вам страсть брюнетки. А вы мне — черные кудри. И потом…
Осмотревшись, госпожа Гарбо увидела большие муляжи неких вытянутых предметов, покрытых проволочной «растительностью».
— Что это у вас здесь кругом торчит? С волосами? Простите, это нельзя показывать в эфире! Это вообще — вопиющая порнография!
— Вас ввело в заблуждение увеличенное изображение микрофонов для караоке той системы, которую мы рекламируем, — терпеливо объяснил Черемухин. — Да, именно так они и выглядят, леди. Одновременно, по моему замыслу, микрофоны должны напоминать кактусы. Речь идет о продукции из латинской Америки. Понимаете — емкая метафора!
— Ну, если емкая… — засомневалась госпожа Гарбо. — Мне, в конце концов, все равно! Я не девушка. Но народ — народ будет против!
Черемухов уже кричал кому-то: — Найдите даме парик и сделайте губы. Я сам ей подыграю!
Через пару минут Миледи в смоляном парике модели «а ля Пугачева» заулыбалась камере, скосив глаза к переносице. Зазвучала фонограмма, на бумажке, врученной Миледи, было прямо указано: «поет на мотив „Беса ме… беса ме, муча…“». Миледи запела, стараясь не выйти из образа, хлюпая носом и наигрывая знойную страсть:
Хореографическая группа, изображавшая инвалидов разной степени разрушения, по мановению руки Черемухина, пристроилась рядом с героиней и начала вытанцовывать па, орудуя костылями. Загипсованные конечности и лысые головы кавалеров смотрелись круто. Миледи взяла себя в руки и, вместо того что бы не свалиться в хохотунчике, взвыла под фонограмму:
Страх куда-то ушел, она все более входила в раж, увлекая в танец режиссера, кокетничая с оператором и заглядывая в объектив. Миледи отбросила костыль и, задрав подол, припадая на протез, пустилась в пляс.
Съемочная группа разразилась аплодисментами. Феликс Черемухин лишь криво усмехнулся и подхватил ее по локоток:
— Виолетта…гм…Риголеттовна, прошу вас на пару слов, дорогая. — Он вывел ее из освещенного пространства и крикнул оператору: — Пробуйте следующую леди с параличом.
— Эй, красотка, тебе, я вижу, покоя не дают лавры Дастина Хофмана? — он схватил ее за распухший нос, Миледи достала из ноздрей тампоны. — «Тутси» — отличный фильм. Но только в кинокомедии на пробах могут принять за даму переодетого мужика.