Краем глаза Джейд заметила, что в кабинет кто-то вошел, и стала запечатывать бумаги в конверт.
— Извините, что заставила вас ждать. Отчет готов… — начала она, поворачиваясь к посетителю.
И тут слова замерли у нее на губах. Нет! Этого не может быть. Боже!
— Лукас? — Джейд застыла с конвертом в вытянутой руке. — Что ты здесь делаешь?
Неужели Джейд не рада ему? От этой мысли у Лукаса неприятно кольнуло в груди. Очевидно, ему надо было приехать раньше.
— Я пришел, чтобы повидаться с тобой, — сказал он.
— Но как тебе удалось разыскать меня? — не могла прийти в себя Джейд.
— Это было не так сложно. — Лукас огляделся вокруг. — М-да, это местечко явно проигрывает по сравнению с клиникой в Беверли-Хиллз, — протянул он, подводя итог увиденному.
Джейд гордо вскинула голову.
— По-прежнему судишь о вещах поверхностно.
Лукас с трудом сдержал улыбку и в то же время уже мысленно отругал себя за необдуманные слова. Но, черт побери, ему ужасно нравится, когда она спорит. Значит, и она все та же.
— Да, ты права… Я слышал, у тебя здесь все хорошо.
Джейд кивнула:
— Я счастлива.
Лукас внимательно посмотрел на нее.
— Это правда? Ты и впрямь счастлива?
Джейд нервно теребила одежду.
— В полиции мне говорили, что суд над Грейс будет не раньше, чем через несколько месяцев. Так чего ты хочешь? Зачем ты здесь, Лукас?
— Нам нужно поговорить. Я могу пригласить тебя поужинать со мной?
Джейд взглянула на часы, слегка прикусив нижнюю губу. Как давно он не чувствовал вкус этих губ! По телу Лукаса пробежала дрожь.
— Прости, — быстро проговорила Джейд, — но я спешу домой. Меня ждет Максвелл. Он всегда ужасно огорчается, когда меня долго нет.
Лукас нахмурился, сердце у него упало. Произошло самое страшное! Он слишком медлил…
Джейд уже не одна. Ее ласкает другой мужчина. Лукас почувствовал неизбывную тоску.
— Ты с кем-то живешь?
Что это за выражение у него на лице? Ревность?
— Лукас, тебе надо было предупредить меня о своем приезде заранее.
Лукас стиснул зубы.
— Максвелл тоже может прийти. Мы посидим где-нибудь втроем.
Джейд улыбнулась. Ей уже стало его жалко.
— В этом нет необходимости. Максвеллу будет вполне достаточно, если я накормлю его дома. Это кот, Лукас!
— Как поживает твоя сестра?
Они зашли в небольшой итальянский ресторанчик, но предпочли взять две порции спагетти с собой и спокойно поесть у Джейд, чем разговаривать на виду у всех.
Когда со спагетти было закончено, они удобно расположились на террасе, попивая кофе. Накормленный Максвелл лежал на стуле, свернувшись клубочком и бросая на Лукаса любопытные взгляды.
— С ней все в порядке. Хотя Курт уже не с ней.
— О, мне жаль это слышать.
Лукас пожал плечами:
— Этого и следовало ожидать. Зато Олимпия помирилась с отцом. Он понял наконец, что она взрослая девочка и у нее своя жизнь. Они стали друзьями.
— А как насчет Белого дома?
— А ты не знала? Он снял свою кандидатуру.
— Что?
— Представь себе. Никто не ожидал подобного шага: отец принял это решение внезапно. Через пару недель после возвращения Олимпии домой. Сейчас он собирается в длительный круиз со Стеллой — моей мачехой. Видимо, хочет побыть с ней наедине.
Когда они допили кофе, Джейд поставила чашки на поднос и унесла его на кухню. Затем снова вернулась к Лукасу.
— Ты никогда не рассказывал мне о своей матери. Что с ней случилось?
— Неужели? — Взгляд Лукаса стал печален. — Она умерла, когда мне было четыре года. Я плохо ее помню.
Джейд вздрогнула.
— Я знаю, каково это, — тихо произнесла она.
— Когда я был подростком, мой отец женился во второй раз. У меня появилась маленькая сестра, и я, конечно же, ревновал отца.
— А как сейчас складываются твои отношения с сестрой? Пиа до сих пор с тобой не разговаривает?
Лукас улыбнулся:
— Напротив. Как только Курт сошел со сцены, она общается со мной больше, чем когда-либо.
— Честно говоря, Лукас, я все еще не понимаю, почему ты не мог рассказать ей о причинах своей ненависти к пластической хирургии. Она знала Зуи?
Лукас сжал губы и нахмурился.
— И да, и нет. Ей было около четырнадцати лет, когда Зуи умерла. И мы старались беречь ее, оберегать от стрессовых ситуаций. А когда она связалась с Куртом и захотела прибегнуть к пластической операции, на нее уже невозможно было повлиять — это было частью ее восстания против семьи. И так продолжалось бы еще долго, если бы не тот ужасный случай.