Делала ли чистота крови его особенным, или это была лишь иллюзия, которой древние семьи возвысили себя над прочими?
Верил ли бы он во все то же самое и совершал ли те же поступки, если бы злосчастная шляпа определила его на другой факультет, хотя бы даже в Гриффиндор?
Хватило бы у него тогда духу отказаться от метки Пожирателя?
Драко помнит, что хотел получить свою змею, но истинно ли, или чтобы угодить отцу, который никогда не был им достаточно доволен? Драко не был в полной мере достойным рода Малфоев — это неизменно читалось в глазах отца, в его взгляде с прищуром и поджатых губах.
Временами Драко отчаянно злится на мать, обижаясь на то, что она, будучи в девичестве Блэк, оказалась гораздо больше подходящей Малфоям, чем сам Драко. Он шепчет обидные слова в ее адрес, но одновременно с этим давится острой потребностью почувствовать себя под защитой материнских объятий, когда она небрежно путает его волосы своими длинными пальцами.
Драко чувствует себя слишком разбитым, чтобы противостоять всему этому шквалу несчастливых мыслей. А есть еще Грейнджер.
Грейнджер терпелива. Она совершенно точно подмечает все нервные изломы, пока вынуждена мучить, ради исцеления: как Драко жмурится, как прокусывает губу и заламывает пальцы или дергается всем телом, когда переживания зашкаливают.
Знает, видит, чувствует собственными руками! Но не меняет взгляд — оставаясь настолько теплой, что у Драко окончательно портится настроение. Он ведь не заслужил.
Грейнджер по-прежнему упряма. В последний раз они поспорили, когда Драко потребовал у нее отдать банку, чтобы намазаться самому. Она настояла на своем.
— Малфой, ты не хуже меня знаешь, что магические мази лучше работают, когда их накладывают волшебники, а ты сейчас не в той форме.
— Я сделаю это сам.
— Малфой.
— Грейнджер.
Они долго глядят друг на друга, но Драко сдается первым.
— Это месть? — мелочно спрашивает он, потому что устал, и ему страшно.
— Не говори глупостей, — Гермиона открывает банку, — мне не за что тебе мстить. И я все еще могу наложить успокаивающие чары, если окклюменция не помогает.
Кадык Драко дергается. Она поняла про него и это тоже: он владеет окклюменцией, но слишком подавлен и растерян, чтобы навык работал, как должен.
— Нет, я справлюсь, — стиснув зубы, отвечает он.
Грейнджер снятся кошмары. По крайней мере уже дважды после того первого раза Драко просыпается от ее плача, и теперь он уверен, что это именно бормотание сквозь слезы.
Лежа с открытыми глазами и не собираясь к ней подходить, Драко все-таки задумывается над тем, что бы такого могло ее мучить.
Драко обещает себе, что как-нибудь спросит. Хотя бы попробует. Может быть, если она расскажет о собственных демонах, то он перестанет чувствовать себя единственным покалеченным в их крохотной квартире.
* * *
Драко выбирается из-под одеяла и садится, спуская босые ноги вниз. Ведет плечами, разминая затекшие мышцы, а потом снова глядит на руки, будто что-то могло изменится. Раны на ладонях постепенно заживают, а магия — мертва.
Обруч на запястье — его магическая цепь, — на месте.
Поднявшись, он направляется в ванную, по пути ерошит рукой серебряные волосы и останавливается в коридоре, боковым зрением замечая, что дверь в спальню Грейнджер приоткрыта. Крохотная щель, но Драко видит ее, стоящую к нему спиной. Из одежды на Грейнджер только белый хлопок, прикрывающий ягодицы, а верх открыт — она одевается после сна. Драко не отдает себе отчета в том, что замирает, не сводя с нее внимательных глаз. Сглотнув, он окидывает взглядом стройные ноги, изгибы в талии, линию позвонков и острые лопатки. Драко заинтересованно рассматривает ее: как она продевает руки под бретели бюстгальтера и заводит кисти за спину, цепляя застежки. Отстраненно он понимает, что откровенно пялится, но не знает, зачем и почему.
Драко просто… изучает. Пожалуй, Грейнджер сейчас выглядит, как самая обнаженная девчонка, которую он когда-либо видел.
Неожиданно она двигается так, будто собирается обернуться, и Драко поспешно прячется в ванной, неуверенный, заметила его Грейнджер или нет. Надеется, что дверь за ним не хлопнула слишком громко.
Он прижимается спиной к прохладной плитке, и сердце сбивается с ритма, хотя Драко не уверен, от чего именно. Ему стыдно от мысли, что она могла его подловить, но и без того — подглядывание не является для него чем-то нормальным. Драко набирает в легкие побольше воздуха и медленно выпускает его из себя.