Покрывало, застилающее постель Грейнджер, мягкое на ощупь, и напоминает то, которое было у Драко в Малфой Мэноре. Его на мгновение пронзает острое осознание того, что он скучает по нерушимой стабильности, знакомой с детства. С ранних лет Драко знал, что он особенный — наследник древнего чистокровного рода, — и вкупе с привилегиями на него была возложена ответственность за соблюдение древнейших правил. Было предопределено — с кем ему дружить, во сколько лет и на ком жениться, чем заниматься в зрелом возрасте и многое-многое другое. Веками ни один из Малфоев не нарушал законы чистокровных, и Драко не собирался становиться первым отступником.
Но все повернулось иначе. Теперь все было вверх дном.
Старые идеалы разбиты и попраны. А ничего нового у него нет.
Эта пустота гораздо больше, чем тюремный срок. Это крушение целого мира.
В камере Драко редко позволял себе много думать о будущем, гнал от себя несвоевременные мысли. Но сидя возле сияющего солнцем окна, он не может остановиться. Его топит осознание тянущей в груди потребности собрать себя заново и вдохнуть полной грудью, однако прошлое снесено до основания, так что не на что даже опереться.
Кровь Грейнджер на его руках… Сколько раз за годы учебы он бросал ей в лицо «грязнокровка»? Как одергивал ее, кривясь, если она отваживалась с ним заговорить? Как корил себя последними словами, когда в голову закрадывалась крамольная мысль о том, что грязнокровка могла и правда быть в чем-то хороша? Само ее существование было нарушением законов чистокровных магов. Но ее кровь оказалась такой же горячей и липкой, как его собственная…
Драко обводит взглядом комнату Грейнджер, небольшую, без вычурных вещей, но уютную, и размышляет над тем, что у нее всегда выходило быть на шаг впереди него. Лучше учиться, нарушать правила, но не получать за это наказания, быть благородной даже с врагами.
Это последнее, как парализующее заклинание. Грейнджер его презирала. Они были противниками в личной маленькой войне с одиннадцати лет. Но когда Драко роется в своей дырявой памяти, то находит странные воспоминания о ней. Может ли он быть уверен, что они не ложные?
* * *
Совершай простые вещи, Гермиона! Простые вещи!» — твердит себе Гермиона, выскакивая на кухню и припадая на край стола. Она заставляет себя несколько раз вздохнуть глубоко и медленно, и только потом открыть глаза.
После войны Гермиона оказалась во власти кошмаров. Днем ее выставляли на потеху жадной публики, как счастливо уцелевшую героиню войны, а ночью она превращалась в страдающую от страшных снов травмированную маленькую девочку. Осознав проблему, Гермиона напросилась стать стажером в Мунго и заняла каждую свою свободную минуту простыми рутинными вещами, которые были в тягость опытным целителям, а ей приносили облегчение. У нее уже пару месяцев не было плохих снов… До того дня, как она увидела Малфоя за решеткой в Азкабане. С тех пор кошмары возвращались, и Гермиона боялась, что на этот раз не справится с ними знакомым способом.
«Совершай простые вещи», — повторяет она и возвращается к прерванной готовке. Дорезает мясо, отправляет его в кастрюлю. Включает плиту и, пока нагревается вода, шинкует морковь и лук.
Грейнджер поднимает голову на звук его шагов. Мясо, которое она резала, уже отправлено в кастрюлю, а стол очищен.
— Сегодня будет суп, приемлемый для твоего желудка, Малфой. Каша наверное, уже надоела…
Она замолкает, потому что Драко выглядит чересчур напряженным. Ее рука поправляет выбившуюся кудрявую прядь, отправляя ее за ухо.
— У меня есть еще одно воспоминание с тобой. Про вечер в библиотеке перед тем, как умер Дамблдор.
Гермиона готова застонать. Она потратила почти год, запихивая в самый темный чулан своей души любые воспоминания о старших курсах, но появление Малфоя все изменило.
По ее вспыхнувшим глазам Драко понимает, что Грейнджер тоже помнит, и нет необходимости переспрашивать «правда или нет». Она резко выдыхает, разворачивается, опираясь поясницей о край столешницы, и долго смотрит на него.
Драко не отводит глаз. Ему кажется, что он погружается в свой липкий страх того периода.
После паузы Грейнджер все же нарушает тишину.
— Я могла тогда сказать что-то, чтобы изменить твой выбор?
Он качает головой и поднимает уголок губ в подобии усмешки, почти как прежде.
— Не было никакого выбора, Грейнджер. Моя семья или старик — очевидность.
— Тогда почему ты все-таки не убил его? — задержав дыхание, спрашивает она.
Он выдерживает ее взгляд.