Ее тошнит от вида крови и его мазохисткого самоистязания, и в ней происходит что-то совершенно неподконтрольное: она чувствует, как ее магия колет на самых кончиках пальцев. Гермиона может поклясться, что совершенно точно сама ничего не делает для этого, но сила бурлит в ней, подобно непроизвольному выбросу магии, какой не случался с ней с раннего детства.
— Ты сумасшедший! — орет Грейнджер, все же вырываясь из его клешней. Она отскакивает к столешнице и больно ударяется об нее, но сразу же хватает свою палочку и направляет ее на Драко. — Импедимента!
Его прошибает голубая вспышка, и дыхание прерывается на несколько долгих секунд.
Когда чары спадают, Грейнджер все еще держит его на прицеле, но он лишь валится на колени и обалдело смотрит на ее испачканные кровью руки снизу вверх.
— Успокойся, Малфой! — приказывает она, однако Драко и не пытается повторить нападение. Переводя взгляд на свои крупно трясущиеся кисти, он сглатывает и оседает на пол окончательно.
Из кастрюли с забытым супом через края выливается бульон и заливает нагретую плиту. Пар шипит, но затыкается, когда Грейнджер накладывает Глациус (2), после чего она торопливо возвращает взгляд на парня, валяющегося у нее в ногах.
Драко растирает свои кровь и слезы, а его исполосованное ее ногтями лицо добавляется в перечень ночных кошмаров, которые будут преследовать Гермиону.
Медленно, с опаской держа наготове волшебную палочку, она сползает вниз.
Малфой сгибается, подтягивая колени к груди и пряча в них лицо, и только тогда Гермиона переводит взгляд на свои руки, будто ожидает увидеть что-то необычное. Однако ее магия вновь полностью в ее власти.
«Что произошло, великий Мерлин?»
***
7. Авроры
***
Кровь смешивается со слезами и сочится по подбородку и шее.
Всхлипы переходят в сопение.
Он сидит, спрятав лицо в коленях, и постепенно — растягиваясь в тягучих минутах, — его тело перестает дрожать, а сознание медленно, нехотя, признает случившуюся катастрофу.
На смену яростному всплеску энергии приходят оглушающее раскаяние и слабость.
Когда Драко приподнимает голову, то сквозь нависшую челку видит Грейнджер; она так же, как и он, сидит на полу, всего лишь на расстоянии вытянутой руки. Ее голова чуть откинута назад, макушкой упираясь в дверцу шкафа, руки вытянуты и лежат на подтянутых к груди коленях. В правой ладошке небрежно зажата палочка.
Заметив его движение, Гермиона переводит на него взгляд. Глядит так, будто все еще не может поверить в случившееся.
В порыве малодушия Драко хочется снова уткнуться в колени, чтобы отгородиться от нее.
Грейнджер видела его в истерике?
Он признался ей в своей трусости? Какой драккл дернул его за язык?
Все случилось слишком быстро, занялось из короткой вспышки, а дальше понеслось нарастающим комом. Если бы только Драко проигнорировал тот ее вопросительный взгляд!
Он последний раз шмыгает носом и садится ровнее, вытягивая ноги. Разводит плечи.
Гермиона зеркалит его позу, но глядит в сторону.
— Ты думаешь, я сошел с ума, да?
Она сводит брови.
Перепачканными руками Драко отводит слипшуюся челку от глаз.
— Мне… — он выскребает из себя остатки смелости, — мне жаль, Грейнджер. — Он склоняет голову, пытаясь поймать ее взгляд. — Такое больше не повторится. Не знаю, что на меня нашло.
Гермиона кивает, ерзает на своем месте, но молчит.
Драко стискивает зубы, и давление челюсти отзывается в висках тянущей болью.
— Я сожалею! — Он говорит громче, от чего она вздрагивает, бросает на него быстрый взгляд и, оперевшись на шкафчик, поднимается с пола.
Драко от досады закусывает губу. Тыльной стороной руки шаркает под носом, размазывая свежую кровь. Внезапно его пронзает догадка, повергающая на самое дно. Он отчетливо осознает, что хоть и не знает подробностей, но, конечно же, существуют правила для осужденных под домашним арестом. Не покидать отведенную территорию, а что еще? Наверняка, есть условие, по которому поручителю не должен быть нанесен какой-то вред?