Поттер однажды уже спас ему жизнь. И явился, чтобы попытаться повторить это.
Показное благородство Избранного выедало Драко изнутри.
— … Я видел, как он опустил свою палочку.
Драко даже не догадывался, что в Астрономической башне в ту ночь был кто-то еще.
— Профессор Дамблдор предложил ему защиту. И мне кажется, — я почти уверен! — что он бы принял верное решение, если бы в тот момент не ворвались остальные Пожиратели.
Ошарашенный Драко проследил за взглядом Поттера.
«Конечно же, его прихвостни, Уизли и грязнокровка тут!», — с отчаянием подумал он.
— И есть еще кое-что…
Поттер рассказал о той ночи, когда егеря притащили их троицу в Малфой Мэнор. О том, что они обязаны Драко жизнью, и, пожалуй все, каждый в зале, обязан!
— Если бы мы погибли в тот день, Волан-де-Морта было бы уже не остановить…
Драко снова обернулся, и на какой-то момент его глаза встретились с Грейнджер, а вместо голоса Избранного Драко отчетливо услышал ее визг из того дня. Его тетка умела пытать и получала от этого удовольствие, Драко испытал Круциатус на себе, пока Белла заботливо обучала его таким тонким заклинаниям, как окклюменция. Через боль; сквозь знание того, что будет причинен вред; вопреки силе въедающейся в разум легилименции.
Как несовершеннолетнему на момент совершения преступления ему дали всего два года.
— Воспользуйтесь своим шансом начать с начала, мистер Малфой, — сказал ему старший чародей.
Драко вновь глядит на зарубки. Его срок равен семиста двадцати четырем таких.
По его коже ползет мороз, а дыхание становится белесым паром. Поежившись, он подбирает под себя ноги, но воздух продолжает остывать. Тонкая тюремная роба не спасает.
Драко прокусывает губу до крови, потому что голос рядом с ним продолжает казаться реальным. Шепчет, успокаивает… И так невыносимо хочется ему поверить…
Потревоженная скрипом, галлюцинация обрывается так же внезапно, как появилась.
Драко жмурится от резкой головной боли, которая случается каждый раз при появлении темной парящей фигуры, похожей на мертвеца.
Мотая головой, он из последних сил заставляет себя открыть глаза. Тело существа покрыто рваным балахоном с капюшоном на голове. Кожа на протянутой руке бледная, сероватая, вся в слизи и струпьях. Драко все еще ощущает перед ним истинный животный страх, нисколько не уменьшившийся за месяцы заключения.
Дементор не издает ни единого настоящего звука, но у Драко перехватывает дыхание, когда он слышит у себя в голове невыносимо тонкий, режущий по нервам вой.
Стремительно разрушающимся сознанием Драко пытается вспомнить, как ему раньше удавалось строить защитные барьеры окклюменции, но память непослушна. Она клубится серым туманом, пытается собраться во что-то узнаваемое, однако тут же рассыпается. Словно картины за мелко потрескавшимся стеклом, Драко мерещатся лица. Улыбающийся отец — таким, каким он помнит его из детства. Мать — совсем размытая, — протягивающая ему что-то в яркой упаковке. Лица, лица, лица… Драко, кажется, не может вспомнить имен…
От непереносимой боли, он падает с койки и забивается в угол, обхватив голову обеими руками.
Длинные костлявые пальцы тянутся в окно решетки, но дементор не пытается проникнуть внутрь. С металлическим лязгом он ставит чашку, наполненную скудным тюремным варевом, и движется дальше по коридору.
Драко еще долго не может прийти в себя, а когда сознание чуть проясняется, он обнаруживает, что его щеки влажные. Тыльной стороной ладони он растирает кожу до красноты.
Тянется только сто тринадцатый день.
* * *
Время от времени Драко слышит звуки, чужие голоса, и инстинктивно наклоняет голову в ту сторону, откуда они доносятся, но он не может никого видеть: перед его камерой, ограниченной толстой металлической решеткой, проходит коридор, а за ним стена.
К узникам Азкабана раз в месяц допускают посетителей… Но к Драко ни разу никто не приходил.
Его дни подобны высыхающей реке: неторопливы и предрешены.
Драко считает каждый из них — добавляет новые зарубки на стену и силится не потерять обрывки своих хаотичных воспоминаний. Они теперь все серого цвета и почти статичны — дементоры медленно, но планомерно вытягивают их, оставляя после разрывающее чувство пустоты.
Когда у Драко хватает сил, он бормочет заклинания и факты о себе, пытаясь оставить хоть что-то, связывающее его с прежним собой. Однако с каждым днем это имеет все меньше смысла.
— Какие пустые все-таки эти слова… — заторможенно и едва слышно шепчет Драко, растянувшись на койке и подложив руку под голову. Магия, которая раньше бурлила в нем и откликалась, теперь будто сошла на нет.