***
Когда обсуждение закончилось и все начали расходиться по своим делам, Гиневра и с радостью, и с опаской заметила, что Талия не спешит уходить, стоя у стеллажа. Она очень хорошо знала Талию, и понимала, что та дает ей шанс сбежать либо остаться – на ее усмотрение. Гиневра решила остаться. По меньшей мере, она должна извиниться за этот шрам и объяснить, почему так поступила. Северус, проследив за ее взглядом, все понял и, чуть поколебавшись, тоже оставил библиотеку.
Гиневра, впрочем, успела подметить разыгравшуюся у дверей сцену: Регулус попытался выскочить первым, но не успел – пришлось пропускать дам. Гермиона, проходя мимо, посмотрела на него вопрошающе. Он выдавил улыбку и отвел взгляд. Она на мгновение растерянно замерла, затем чуть ли не бегом припустила прочь. Гиневра поджала губы. Если он чем-то обидел Гермиону, то…
Но решить, что именно она сделает с Регулусом Блэком, Гиневра не успела: они с Талией остались одни. Она посмотрела на подругу: высокая, красивая, с такими необычными глазами – в молодости она отчаянно хотела быть такой же, как Талия Стивенсон. Теперь уже Блэк.
– Поздравляю тебя со свадьбой, – улыбнулась Гиневра. – Прости, что так не вовремя.
Талия улыбнулась уголками рта, в свою очередь рассматривая ее. «И молчаливая, как и раньше», – добавила про себя Гиневра.
– Я хотела извиниться за шрам… – вдохнув поглубже, начала она.
– Не стоит, – Талия на мгновение прикрыла глаза.
Гиневра выдохнула, немного растерялась.
– Спасибо, что заступилась за меня вчера, – наконец, нашла что сказать она.
– Пустяки, – улыбнулась Талия. – Ты сделала бы то же самое на моем месте.
Гиневре вдруг отчаянно захотелось плакать. От того, что Талия ее ни в чем не винит, стало только горше.
– Не знаю, я хуже разбираюсь в людях, – всхлипнула она, чувствуя, как предательски дрожат губы, сдерживая рыдания.
– Ну, что ты, – Талия приблизилась к ней и стерла слезы с ее щек. – Чего ты сразу как плакучая крокодила?
Гиневре захотелось плакать пуще прежнего. «Плакучей крокодилой» Талия называла ее, когда они были еще совсем маленькие, и Гиневра часто плакала из-за своей матери.
– Тали, я не должна была приходить, чем я только думала! – Гиневра опять чувствовала себя маленькой и беспомощной, будто ей восемь лет, и она рыдает где-то в бурьянах, а ее взрослая девятилетняя подруга – нескладная, высоченная для своих лет, с длинными тонкими, как у олененка, ногами, с острыми локтями, еще самый настоящий гадкий утенок, – стоит над ней, уперев руки в бока, и строго вычитывает. Чтоб не ревела, как «плакучая крокодила», потому что ревут только слабаки и неудачники.
– Я взяла на себя смелость, и рассказала Андромеде, – выждав, пока Гиневра перестанет хлюпать носом, сказала Талия. – Она может заколдовать тебе амулет из тех… – она повременила, стараясь подобрать слова помягче.
– Из тех, которые мне мама создавала, – поняла Гиневра. – Угнетающие магические способности.
Она люто ненавидела эти амулеты. Когда-то, когда ее сила еще только росла вместе с ней, приезжая в Хогвартс после летних каникул, она чувствовала себя почти сквибом: силы после длительного контакта с амулетом восстанавливались медленно, и успехи в учебе стоили ей огромных усилий. Гиневра осознанно вытягивала из себя те способности, которые не передались с кровью, чтобы быть самой лучшей, и доходило подчас до нервного истощения. Талия тогда отпаивала ее зельями, ингредиенты для которых крала у Слагхорна, и кормила шоколадом.
– Они уже давно не помогают так хорошо, как в детстве, – прошептала Гиневра. – Сама знаешь.
– Это большее, что нам пока под силу, – после паузы ответила Талия.
Гиневра медленно кивнула.
– Мы найдем выход, – уверенно добавила подруга.
– Многие поколения его искали, – упавшим голосом возразила Гиневра.
– Все будет хорошо, – уверенность Талии ни на миг не пошатнулась.
Гиневра кивнула, чтобы не заставлять ее и дальше с ней возиться. Нужно взять себя в руки и не сметь раскисать. Талия и так полжизни ей нос утирала.
– Пойдем, – Талия взяла ее за плечи. – Я покажу тебе мои платья. Они все здесь.
***
Регулус рухнул на кровать, раскинув руки в стороны, и тоскливо уставился в потолок. Он и так уже понял, что недооценивал Гермиону Снейп. А сегодня был прямо-таки последний удар. Нокаут. Поводов относиться к ней – пусть и неосознанно – с некоторой снисходительностью, как к несмышленому ребенку, больше не было. В общем, у Регулуса больше не оставалось ни единого способа обороняться от ее очарования. Она, конечно, наивная, но очень умная и способная колдунья. И, Мерлин побери, цепляет его своей трогательной наивностью! Но еще совсем недавно было легко отмахиваться от неожиданной привязанности, потому что, в конечном счете, Регулус хотел видеть рядом с собой ведьму недюжинного ума, под стать себе. И, если быть откровенным, под стать ведьмам Блэк, достойной занять место в роду Блэк. Ну, вот и получил, что хотел. И теперь пребывал в растерянности. Это что же получается, он… влюбился? Странно, как быстро, ведь он справедливо считал себя далеко не влюбчивым парнем.
Наверно, больше всего его задевало, что эта победа досталась ей с поразительной легкостью. Она, кажется, для этого ничего не предпринимала: он же тогда полез целоваться практически без всяких поползновений с ее стороны. Может, он слишком привык к девушкам, владеющим бесконечным запасом женских хитростей, и всегда готовым их применить? Во всяком случае, ради его внимания юные леди из шкуры вон лезли. Ведь он же Регулус Блэк! Очень разбалованный женским вниманием тип. И его самолюбие рассуждало так: много чести будет этой мисс Снейп, чтоб я, такой завидный во все времена жених, влюбился в нее, такую несмышленую, да еще и не пытающуюся закадрить меня.
Регулус усмехнулся. Как все просто. Сириуса в свое время тоже задело отсутствие всяких признаков интереса к его охрененно красивой, талантливой и богатой персоне со стороны красавицы Талии Стивенсон. Ведь как смеет хоть одна девушка в мире не терять голову от Блэков? Не порядок.
Регулус прижал ладони к лицу и с силой потер. Неужели действительно влюбился? Кажется, его это и сейчас задевает. Ведь она даже не пыталась обратить на себя его внимание. В очередной раз вернувшись к вопросу, почему ей так «повезло», он немного устыдился своей самовлюбленности. Но только самую малость, ибо самолюбие, смешанное с определенным тщеславием, было неотъемлемой частью натуры Блэков.
В дверь постучали. Регулус притворился отсутствующим, но его это не спасло: не дождавшись ответа, в комнату нагло ввалились его брат и племянница. Нет, только не они, не сейчас.
– Какая живописная картина, – вздохнул Сириус. – «Его высочество в хандре».
– Чего опять вломился без разрешения? – ощетинился Регулус.
– Я – глава твоего рода, – невозмутимо ответил его дубоголовый братец. – Вы все мои бесправные рабы.
Они со Стеллой беспардонно хлопнулись на его кровать.
– Что? – прошипел Регулус.
– Мы пришли поговорить о кое-чем важном, – туманно обрисовала цель визита Стелла.
– О чем? – Регулус с подозрением перевел взгляд с нее на старшего брата. Они нависали над ним, как работники тайной полиции над допрашиваемым.
Сириус скорчил гримасу в духе Люциуса Малфоя.
– Ну, ты и недалекий, – жеманно произнес этот придурок. – Что может быть «важного» в этом мире? Конечно, мы пришли поговорить о любффи.
– Убирайтесь, – царственно взмахнул рукой Регулус.
– Пап, серьезнее, – строго, с характерной интонацией своей матери, потребовала Стелла.
– Конечно, – Сириус посмотрел на Регулуса с серьезной миной и тут же захихикал. – Простите, у м-меня тяжелый день.
– Мерлин мой, – протянула Стелла, глядя на отца, как на умалишенного. – Что за детский сад, – она повернулась к Регулусу. – В общем…
– Мы поручаем тебе почетную миссию продолжения нашего древнейшего и благороднейшего рода, – перебил Стеллу Сириус. – Ты, брат, наша последняя надежда. Ты должен жениться. И завести сына. Желательно двух. Такого обаяшку, как я, и, ладно уж, такого слизеринца, как ты.