— Нихрена себе! — глубокомысленно изрёк Жорик. — Это то, о чем я думаю? Да?
— Смотря, о чем ты думаешь? — пожала я плечами и широко улыбнулась мужчине, который за эти два года успел обзавестись новыми цветными татуировками на шее и руках.
— Это же дочь самого Дьявола! — от переполняющих его эмоций, Жорик был готов прыгать на месте. — Она даже смотрит на меня, так же как и он. Будто сожрёт сейчас.
— Просто ты такой аппетитный, поварёныш, — раздался за спиной насмешливый голос Дэна.
— Я надеялся, что тебя в той деревне куры унесут и больше не вернут, — закатил глаза Жорик и подхватил Полину на руки. — А папка-то твой ювелир, оказывается, — усмехнулся мужчина, с любопытством разглядывая Посю, которая робко пальчиком касалась его татуировок на шее. Раньше ей столь разрисованных дядек трогать не приходилось.
— Жрать-то будем, нет? А, поварёшка? — раздраженно спросил Дэн и получил в ответ злобный взгляд.
— Сказал бы я тебе пару ласковых, утырок, Да вот при ребенке неудобно, — парировал Жорик. — Всё на кухне, ещё горячее.
— Хозяюшка, — одобрительно вздохнул Дэн и прошёл мимо повара в направлении кухни.
По-прежнему с Полиной в руках, вслед за ним пошёл и Жорик, а за ним я и молчаливый водитель.
Завтрак прошёл в относительно спокойной атмосфере, если не брать во внимание взаимные подколы мужчин.
— Я так рад, что ты вернулась и не одна, — широко улыбался мне Жорик с симпатией глядя на Полину, что уплетала сладкий пирог. — Теперь дом станет похож на дом, а не на собачью будку во главе с Цербером без цепи.
— Я так ему и передам, — вклинился Дэн, отпивая чай и поглаживая себя по живота. — Так и скажу Арчи, что Властелин ложки и картошки называет его адской псиной.
— Только попробуй, — пригрозил ему повар. — Я тебя кормить перестану.
— Больно надо, — иронично произнёс Дэн. — Я и в рестике поесть могу.
— Может он, ага, — усмехнулся Жорик и обратился ко мне. — Он себе такой зад тут отъел, что его ему подстрелили в ту ночь, когда ты пропала.
— Издержки работы, — пожал плечами Дэн и ехидно добавил. — Я знал, что ты всё это время волновался о моей секси-попке. Можешь поцеловать вавку, если хочешь.
— Пошёл ты! Индюк, — отмахнулся от него мужчина и прошёл к плите, где закипало кофе для меня.
— Как тебя ранили? — спросила я у парня.
— Пытался откачать Арчи, а один ушлёпок хотел этому помешать, пустив в него ещё одну пулю, — настроение Дэна уже не было столь веселым. — Ну, я и подставил, что успел, — пожал он плечом и залпом допил чай, отставив в сторону кружку. — Забей. Работа у меня такая — рисковать своей задницей, чтобы другой зад не подстрелили. Ладно, я спать. Не скучайте.
— Никаких спать, — грозно произнёс Михаил Ильич, войдя в кухню. — Сначала установим перегородку, которую привёз Артур, а потом можешь и поспать, если время останется.
— Что за перегородка? — спросила у мужчин.
— Специальная перегородка, чтобы Полина с лестницы не падала. Мы просто перекроем ей доступ к ступенькам, иначе кое-кто перекроет нам доступ к кислороду, если с Полиной, что-нибудь случится, — ответил за всех Михаил Ильич и взглядом указал Дэну, следовать за ним.
Когда перегородка, под тщательным присмотром Полины, была установлена, а дом весь обследован и исхожен маленькими ножками, дочку начало клонить в сон. Поэтому, искупав её в ванночке и покормив запеканкой, которую специально для неё приготовил Жорик, уложила маленькую проказницу спать в той комнате, в которой когда-то жила сама.
В этой комнате, ровным счётом, также ничего не изменилось. Даже книги на журнальном столике лежали так, будто ждали моего возвращения. Разве что в шкафу помимо моих вещей теперь имелась одежда и для Полины.
Приняв душ, переоделась в чистую одежду, выбросив халат и сорочку в урну, так как порвала их, зацепившись о стекло, когда выпрыгивала из окна.
Легла рядом с дочерью, но так и не смогла уснуть. Казалось, что запах гари и копоти преследует меня и здесь.
На цыпочках спустилась на первый этаж и прошла в кухню, чтобы сварить себе кофе и понадеяться, что в этот раз проявится аппетит, которого у меня не было во время завтрака.
Решила попробовать запеканку, которую не доела Полина. Но из-за внутреннего беспокойства и волнения кусок в горло не лез, и складывалось впечатление, что я ем вату и совсем не сладкую.