Посмотрев, как Фрэнк работает в саду — Доналд не отходил от него ни на шаг, — Джон с таинственным видом согнул указательный палец и повел сына к небольшому домику, который построил на полпути ко второму полю.
Молча понаблюдали, как поросята бегали по голой земле загона. Джозеф, как и отец, с гордостью взирал на жирную хрюкающую скотину.
— Поросята, — сказал он торжественно, — целых два. Ну-кось, что ты на это скажешь?
Отец, как и надеялся Джозеф, начал рассказывать о конской ярмарке, куда он ездил со здешними лошадьми. Он расписывал каждую лошадь в отдельности, ее стати, характер, рассказывал, как он их тренирует, как приучает к себе, выводит, объезжает, какие призы взяли его лошади и какие не взяли, как он путешествовал с ними в фургоне: «Я ехал, устроившись на сене в углу, вылез из фургона — чистое пугало. На мне был, конечно, лучший костюм. Говорят — совсем спятил: надевать такое в дорогу! Но, черт побери, оно с самой свадьбы не надевало. А наряд Эрвил так и лежит на дне сундука. Небось до смерти и пролежит. А вот твоя мать, эта была как я. „Если у тебя есть какая вещь, — говорила, — носи, куда беречь“. А я с ярмарки вернулся, и костюм, конечно, опять под замок».
Ярмарки иногда вдвое удлиняли его рабочий день, прибавку за это он получал ничтожную, да и то если лошадь брала приз. Но Джон только рукой махал, таким развлечением это для него было. Джозеф так и видел крупных, могучих, с шелковой гривой серых коней, копыта начищены до блеска, гривы украшены цветами, густая шерсть лоснится, хвост заплетен в косичку — эти красавцы могли весь день тянуть плуг и гарцевать изящно, как пони. Он знал, как отец ходит за ними, представлял себе, как он чистит их, моет, обхаживает до седьмого пота в бесконечном споре с самим собой, и не только потому, что всякое дело положено делать наилучшим образом: он как будто хотел доказать неизвестному противнику, что усердие, хоть и не столь замечательное свойство, как талант, может, однако, создавать шедевры.
Радость, которую испытывал сейчас Джозеф, омрачалась предстоящим объяснением с отцом. Он чувствовал, что пользуется расположением отца, не имея на то права: это обман, так поступают только трусливые люди.
И он выпалил правду.
Джон помолчал.
— Тебя не за дурость прогнали?
— Нет.
— Ты ничего не натворил?
— Нет. Это все дворецкий.
— Что — все?
Джозеф рассказал. Джон, опять помолчав немного, бросил:
— Дерьмо он, твой дворецкий.
Мужчины не спеша двинулись к дому.
— Тебе здесь нелегко придется, — озабоченно проговорил Джон. — Я еще не видывал столько безработных. Плохая работа, каторжная работа — все это лучше, чем никакой.
— Лучше? — вырвалось невзначай у Джозефа.
— А по-твоему, нет?
— Послушай, отец, — Джозеф любил отца и восхищался им, но теперь уже не боялся его, — бывает, что лучше совсем не работать, чем гнуть спину как каторжный.
— Без работы нельзя, сынок.
— Ты, наверное, прав, но…
— Никаких «но». — У Джона не было желания ссориться с сыном; он знал, как сын легко падает духом, и не хотел еще больше повредить ему. — Счастье, что ты сейчас в отпуске, у тебя впереди целая неделя для поисков. У многих и этого нету.
Этой ночью Джозеф долго не спал. Ворочался, ворочался, никак не мог заставить себя лежать смирно. Он делил постель с братьями и боялся их разбудить. Все его мысли были о работе. Он должен сыскать работу без промедления, а тут, как назло, ночь, и, хочешь не хочешь, спи. «Но все равно, — неслышно шептал он себе, — такая работа не самое главное».
Фрэнка он таки разбудил. Проснувшись, Фрэнк почувствовал, что рядом брат, и так захотелось поблагодарить брата за сочувствие мечтам. Он стал изо всех сил придумывать что-то особенно дружеское; просто сказать в темноте «спасибо» не мог: не передавало всей полноты чувств. И тут его осенило.
— Джозеф, — прошептал он, — Джозеф!
— Что?
— Ты когда-нибудь разбирал коробку передач?
— Нет, — Джозеф помолчал. — Никогда.
— А я разбирал, — ответил счастливый Фрэнк, повернулся на другой бок и заснул.
Первым делом надо было устроить Фрэнка. Джозеф и Фрэнк не были кровные братья (Эрвил, выходя замуж за Джона, привела в семью одного сына от первого брака), и Джозеф считал своим долгом относиться к Фрэнку как можно лучше. Не теряя времени, он отправился на другое утро в Терстон в гараж Джорджа Мура.