Эдвард, сын Джорджа, лежал под трактором. Джозеф обратился к нему, и он с готовностью объяснил, где отец. Джозеф пошел искать.
Гараж Мура был расположен на двух уровнях: та часть, что повыше, выходила на Нью-стрит, та, что пониже, — на Стейнш-род. Обе части соединялись деревянным пандусом; наверху была небольшая лавка, где продавались детекторные приемники, репродукторы и игрушки. Там Джозеф и нашел мистера Мура.
— Так ты говоришь, интересуется? — переспросил мистер Мур.
— Да, очень. — Джозеф говорил неторопливо, чтобы придать вес словам. — Он уже давно возится с моторами.
— Говоришь, возится? — промычал мистер Мур. — Возится, значит, с моторами.
— Разбирает их, чинит, понимаете?
— Понимаю. Да. А когда он мог бы начать?
— С нового года.
— Значит, с нового года? — переспросил мистер Мур, задумчиво. — Хорошо. Так, говоришь, с нового года.
Джозеф не вилял. Это понравилось Муру. Парень, видать, честный.
— Значит, так, — помолчав, продолжал Мур. — С работой сейчас трудно.
— Да.
— Да, да. Очень, — сказал он немного погодя.
— Но мальчикам платят вполовину меньше, чем взрослым.
— И то верно.
— Работы он не боится.
— Не боится, говоришь?
— Нет, отец за это ручается.
— Я о твоем отце слыхал, но мы с ним не знакомы. Такой большой, высокий, волосы светлые, со шрамом.
— Нет, это не он. Мой отец невысок ростом, и волосы у него темные. Он работает у Доусона.
— Доусон — важный заказчик. — И чтобы не оставалось сомнений, что он знаком с Доусоном, прибавил: — Он иногда кое-что у меня ремонтирует.
— И Доусон может за него поручиться. Он у него тоже работал.
— В поле?
— Ага.
— Это другое дело, — сказал мистер Мур и, покачав головой, щелкнул языком. — Пахать в поле одно, а чинить мотор совсем другое. Прямо противоположные вещи, я бы сказал.
— Он чинил трактор у Доусона.
— Этот самый «джон браун»?
— Да.
— А я думаю, как это они без меня обходятся? — с легкой досадой проговорил мистер Мур. — Значит, парнишка уже в этом моторе копался?
— Да. — Джозеф улыбнулся. — А вы возьмите его к себе в подручные, вот Доусон и не сможет без вас обходиться.
— Не сможет. Что верно, то верно. Значит, в моторах копается? — Помолчал немного. — Очень капризная машина этот «джон браун». Внутри у него сам черт не разберется.
— У Фрэнка он хорошо работает.
— У Фрэнка, говоришь? Так, значит, его зовут?
— Да.
— Ну что ж, — сказал мистер Мур. — Пришлите его ко мне. Я на него погляжу. И, как говаривал Асквит: «Поживем — увидим».
Если до сих пор Мур был предельно осторожен, то в этих его словах прозвучала такая уклончивость, осмотрительность, оглядка, боязнь связать себя обещанием, что в целях точности описания требовалось бы изобрести новое слово.
У пандуса между Джозефом и Эдвардом произошел следующий разговор:
Джозеф: Вам нужен еще один подручный?
Эдвард: Говорят тебе, нужен.
Джозеф: Это точно?
Эдвард: Ну да. Мы завалены работой. А взрослому механику отец не станет платить.
Джозеф: Спасибо.
В общем, он был доволен результатом этой встречи. Хотя ему ничего не обещали и он будет только тогда спокоен, когда Фрэнк приступит к работе, но, возвращаясь на велосипеде домой обедать, он говорил себе, что начало положено.
Он и сам охотно стал бы работать в гараже, да и жалованье подручного почти равнялось тому, что он получал у полковника Сьюэла. До этой минуты он не позволял себе и думать об этом. Теперь же было не только поздно, по и бесполезно. Фрэнк должен начать с чего-то приличного.
3
Следующие два месяца он по шесть дней в неделю с утра до вечера ходил искал работу. По воскресеньям встречался с другими такими же, играли в футбол от зари до зари, делая перерыв только для того, чтобы выпить холодного чая и съесть несколько бутербродов. Те, кто потерял всякую надежду найти работу, играли в футбол неделю напролет. Игра возбуждала, давала разрядку, апатия, владевшая безработным, исчезала на время. Хотя мало кто признавал, что вынужденное безделье имеет и свои приятные стороны, многие впервые в жизни познали досуг и втайне им наслаждались.
Это особенно ощущалось молодыми одинокими парнями, но все равно безработица и над ними висела, как черная туча, и ее последствиями были отчаяние и безысходность. В эти два месяца Джозеф видел ее повсюду, и ему становилось страшно. По всему графству — это было начало тридцатых годов — беспрестанно передвигались с места на место тысячи безработных; большинство не понимало, что они оказались за бортом благодаря системе и тем, кто ею управлял; почти все эти выброшенные за борт были честные, хорошие люди, которые винили во всех своих бедах только себя, даже не помышляя обрушить силу своего возмущения на истинно виновных; они старались терпеливо и достойно себя вести, не давая недовольству перерасти в озлобленность. И они мотались по стране с места на место, чтобы прокормить тех, кто зависел от них: женщин и детей; мужчина, заслужив, должен нести наказание.