Бетти росла и с годами становилась застенчивее, впечатлительнее, тоньше; миссис Николсон перестала тревожиться: так развивались все девочки-подростки на пороге юности. Она с облегчением вздыхала: известие о смерти родителей нанесло, к счастью, несмертельную и скоропроходящую рану ее приемной дочери.
Первый раз они оказались вместе накануне пасхи после трапезы в конгрегационалистской молельне. Бетти стояла на ступеньках у входа, дожидаясь подружек; Джозеф бросился к ней, но она точно обожгла его глазами: как он смел подстеречь ее одну. Но и он был не меньше удивлен встрече, отпрянул и прижался к перилам, стараясь унять дрожь, пробиравшую его в этот холодный вечер.
Он давно уже подкарауливал ее всюду, где она могла появиться, кружил по городу темными вечерами: у ее дома, у кино, у дома ее подружки, у входа в клуб скаутов, на этой ступени ухаживания она была добычей, он преследователем — она убегала от него, сворачивая в темные незнакомые переулки, а он, наткнувшись на ступеньки, летел с велосипеда или упирался в тупик. Иногда он бросал велосипед и мчался за ней на своих двоих, но она всегда ускользала, терялась в переплетениях темных кривых переулков.
Тогда он вместе с другими парнями стал гоняться за Бетти с подружками, но тут она смешалась с другими, перестала быть только его добычей, давая ему понять, что это ей больше нравится. Раньше, он знал, она чувствовала его тягу к ней, видела все его ухищрения, теперь она как будто и не подозревала о них. Всякий раз, когда он хотел выделить ее, получал отпор.
И вот теперь они стоят на ступеньках церкви и смотрят вдоль Уотер-стрит, дожидаясь: она — подружек, он — приятелей. Прошло целых пять минут, пока они поняли, что их встреча наедине — подстроена.
Они поняли это одновременно, и, отвечая на не высказанную обоими мысль, Джозеф сказал:
— Пойду позову их, пусть поторапливаются.
Но Бетти покачала головой: куда более стыдно просить друзей, чтобы они больше ничего подобного не устраивали, чем быть жертвой такого заговора. Из раздевалки внизу слышался смех.
— Давай лучше немного пройдемся, — сказала Бетти, нахмурившись, — но только до угла.
Ведя велосипед по канавке, он шел по внешнему краю тротуара, она держалась ближе к домам, улица не освещалась, путеводным огоньком для них был фонарь, горевший на перекрестке, там, где Уотер-стрит выходила на Хай-стрит.
Они дошли до Хай-стрит, не перемолвившись ни единым словом.
— Ну вот, — проговорил Джозеф, как человек, который ни за какие блага не отступится от своей веры, — ты сказала: до угла. Вот мы и дошли.
— Дошли, — в ее голосе звучало сожаление.
— Спокойной ночи, Бетти, — сказал Джозеф и неторопливо, но решительно вывел велосипед на середину дороги.
Он назвал ее по имени: выбора у Бетти не было, если она хочет что-то сказать ему, и она должна так же его назвать. Бетти смотрела, как он наклонился над задним колесом, включая красный огонек.
— Ты никогда не думал поехать куда-нибудь в другое место поискать работу, Джозеф? — робея, проговорила она. Джозеф повернулся, поднял голову и улыбнулся. — Или пойти в армию? — продолжала она более уверенно. — В армии всегда нужны люди, почему бы тебе не записаться? Другие же могут, — сказала она.
— Одни могут, другие нет.
Бетти не хотела спорить. Большинство людей в Терстоне работали, и ей было неприятно, рассказывая кому-нибудь о Джозефе, говорить, что он безработный. Живи они в Мэрппорте, где безработица была почти поголовной, то Бетти, наоборот, было бы неловко, если бы он работал. Так же как в одежде, манерах, поведении, в мечтах, вкусах, стремлениях, она и в этом не могла и не хотела отличаться от других, хотела быть такой, как все.
— Ну послушай, — говорил он ей, — что мне еще делать? Допустим, я уеду на юг, но ты ведь со мной не поедешь.
— Наверное, не поеду. Ведь мы даже не помолвлены.
— А если я запишусь в армию, то вообще больше тебя никогда не увижу.
— У солдат бывают отпуска…
— Но, Бетти!..
— Ты должен найти занятие получше, чем разъезжать по графству с Дидо и его дружками. Ты лучше, чем они.
— Почему?
— Потому что они грязные.
— Господь с тобой!
— Да, грязные. И не потому, что они такие бедные. Мыло стоит совсем дешево.
— Разве это так важно?
— А по-твоему, неважно? Они воры, Джозеф Таллентайр, и ты знаешь, что это так. Ты говоришь, что, когда они с тобой, они не воруют, но это не оправдание.
Бетти была противницей даже самого незначительного беззакония. Джозеф думал еще раза два встретиться с Дидо и его подручными, чтобы соблюсти декорум, но решительный протест Бетти перекликался с его собственным понятием о жизни, и он понял, что его бродячей жизни приходит конец.