Бетти собрала вокруг себя девочек, чьи мамы остались дома, новела смотреть фургоны, показывала костюмы, уговаривала участвовать в играх и состязаниях и все время искала глазами Джозефа, но его не было.
Лестер не участвовал в состязаниях, а когда те кончились, занялся охотой за пустыми лимонадными бутылками, которые он относил за ларек, где торговали водой, и получал за каждую два пенни. Глаза у него были острые, пальцы ловкие, и не одна мамаша, поставив бутылку на землю и на секунду зазевавшись, никогда больше своей бутылки не видала.
Девочки протанцевали на лужайке последний раз, их напоили чаем. Обязанности Бетти на этом кончились. С ней еще оставалось пять маленьких девочек, но она знала их старших сестер и братьев и могла в любую минуту освободиться. Как раз в это время на горизонте появились мужья: не те, кто принимал участие в карнавале ряжеными или распорядителями, и не те, что и под страхом смерти не явятся с женой на публике, а те простодушные представители сильного пола, кто выпил днем кружку-другую, посмотрел матч или поработал у себя на участке и теперь вышел развеяться. Но Джозефа среди них не было.
Он сидел в задней комнате кабачка и слушал про два последние заезда. Выпил он больше нормы: такой редкий случай — пьет с компанией, привычной пить в неурочное время. Выйдя на воздух, Джозеф почувствовал головокружение даже от неяркого осеннего солнца, дошел до поля матушки Пауэл, посмотрел, что делается в парке, и его вдруг так разморило, что он махнул рукой на все и отправился домой немного соснуть. К тому же это был единственный способ избавиться от Джорджа.
Отчаявшись увидеть Джозефа, Бетти затосковала. Дугласа сейчас не найти, да он и пяти минут не останется с матерью: возбужденный до изнеможения, захваченный понемногу затихающим карнавалом, он до такой степени отъединился сейчас от всех, что секунды не мог подождать, пока Бетти искала в сумке обещанные на мороженое три пенса. Гарри тоже не видно, но Бетти не беспокоилась: его знали все, да к тому же, оба ее мальчишки, как пошли в школу, могли найти дорогу домой с любой окраины города.
Она не одна была на карнавале без мужа. Но все равно Джозеф поступил подло: должен быть здесь, со всеми, хотя бы ради детей. Он вообще никогда не гулял с ними, разве только они проводят его до букмекера или на футбол.
Она так ждала его все военные годы, так мечтала о будущем. Те тревожные годы были совсем нелегки. Конечно, заботы о детях отвлекали ее от дум, но она слушала радио и думала о себе, о Джозефе: где он, какая опасность ему грозит, и боялась самого худшего. Она вспоминала кухню военного времени: шторы плотно задернуты, снаружи не слышно ни звука: война, тяжелое мокрое белье на веревке никак не сохнет, плохо горит газ, коричневая краска на буфете полопалась. Мог бы, по крайней мере, поскоблить дверцы буфета или зачистить. Она бы на его месте давно покрасила.
Когда Бетти вернулась домой и увидела, что он спит на диване, мирно посапывая, она так возмутилась, что даже не стала его будить. Мальчики еще не вернулись, она и не ждала их засветло. Джозеф все еще спал, когда пришел Джордж, его присутствие помешало назревшей ссоре вырваться наружу; только за мужчинами захлопнулась дверь, появились мальчишки; Бетти стала собирать ужин, полная решимости дождаться Джозефа и высказать ему все, что она думает о его жизни.
10
Он вернулся домой поздно, после закрытия кабачка, полный пива и раскаяния, открыл дверь легким пинком, чтобы самоутвердиться, и придержал рукой, чтобы засвидетельствовать почтение к жене.
Бетти сидела в уголке, притворившись, что читает женский иллюстрированный журнал; услыхав шаги мужа еще на улице, выключила радио, передававшее музыку.
Он отвел глаза в сторону, как будто свет газового рожка после минутного хода по темной улице ослепил его. Веселый хмель, оставшийся после проводов карнавала по кабачкам, сократился в крошечного червячка, засосавшего под ложечкой, он нарочно пошатнулся — пусть его обвиняют в пьянстве. Обвинять не стали. Как будто его здесь и не было.
Ох уж эта игра в молчанку! Он готов был убить ее, только бы услышать какие-нибудь звуки.
Плюхнулся на стул и вытянул ноги, точно бросил вызов: а ну давай перешагивай. Уставился в огонь. Она даже не глянула поверх страниц своего журнала. Замаскировавшись этой чисто мужской грубостью, Джозеф внутренне весь сжался, укоряя себя за свою слабость и моля бога, чтобы и чувства его были под стать этим внешним проявлениям геройства.
Бетти тем временем вчиталась в страничку, в усталом мозгу затеплился интерес, и ей очень захотелось просто почитать. В самом деле, что толку ссориться?