— Ты читал этот роман!
— Нет, не читал.
— Зачем тогда спрашиваешь, если читал?
— Я не читал! Я все это сию минуту выдумал.
— Ты не мог это выдумать. Там именно про это.
Джозеф, довольный собой, рассмеялся.
— Вот до чего договорились. Твой муж — писатель. Тем больше оснований забросить этот журнал подальше.
— Не может быть, чтобы ты не читал.
— Ты мне не веришь?
— Но там все так и есть!
— Говорю тебе: я его не читал.
— Разбудишь детей.
— Ты только это и знаешь.
— Значит, читал что-нибудь очень похожее.
— Возможно… возможно. — Он вдруг как-то весь сник. — Ты обо мне слишком высокого мнения, Бетти.
— Почему? Ты что-нибудь натворил?
— Господи, ты кого хочешь с ума сведешь. Мы ведь начали про образование.
— Прости.
— Ну, это пустяки.
— Все равно прости. — Она секунду помолчала. — Так ты о чем?
— О чем?
— Ну да, — Бетти кивнула, улыбнулась подбадривающе. — Давай говорить про образование.
— А что именно?
— Дуглас в классе всегда первый.
— И я был первый.
— По-моему, это еще ничего не доказывает.
— А зачем ты об этом начала?
— Надо же с чего-то начать.
Джозеф покачал головой, отпил чай и поморщился.
— Вишь ты, чай совсем остыл.
— Ты, Джозеф, поросенок, больше никто.
Бетти встала, взяла его чашку и пошла на кухню к плите.
— По Гарри правда был чем-то расстроен.
— Я с ним утром поговорю. Да, чуть не забыл. Можно я возьму завтра твой велосипед для Томми Марса? У него спустила шина, и я обещал ему дать твой.
— То есть как?
Бетти терпеть не могла, когда брали ее велосипед: во-первых, без него как без рук, а во-вторых, дать кому-то велосипед… все равно что чужой станет пить из твоей чашки.
— Что значит: то есть как?
— Ради бога, Джозеф, перестань придираться к каждому моему слову. Я понимаю теперь, почему тебя так волнует образование: ты не понимаешь самых простых слов.
— Опять в пузырек полезла.
— Ненавижу, когда ты так говоришь.
— Знаю.
— Бери свой чай. Смотри, чтобы опять не остыл.
— Мы решили прокатиться в Ботел.
— Прокатиться! Скажи уж — смотреть петушиный бой. Ну зачем ты хитришь со мной, Джозеф? Ведь все знают, что бывает в Ботеле по воскресеньям.
— Слава богу, не все, — Джозеф выдавил неуместный смешок.
— Интересно, когда же ты завтра утром собираешься поговорить с Гарри? Пока выспишься, пока прочитаешь свою любимую «Пипл». А тут и Томми Марс пожалует за моим велосипедом.
— Я поговорю с Гарри.
— Да и вообще это бесполезно. — Голос ее звучал уверенно, точно она давно уже все поняла, но только теперь нашла случай высказаться. — Он все равно пропустит твои слова мимо ушей.
— Да что ты такое говоришь!
— Вот увидишь. Ты ведь никогда ни о чем с ними не разговаривал, а тут вдруг надумал ни с того ни с сего. Ладно уж, я сама как-нибудь потихоньку все у него выведаю. Тогда и подумаем, что делать.
На душе стало полегче; Бетти опять села, взяла журнал и в один миг нашла место, где остановилась. Джозеф поглядел на нее, отвернулся; что с ней делать: заорать или добром урезонить; тряхнул головой, удивляясь самому себе, закурил сигарету, последнюю в пачке: не забыть бы оставить бычок, не то завтра, как проснешься, курить будет нечего.
Бетти все читала.
— Послушай, — начал Джозеф с дрожью в голосе — неизвестно почему: злость прошла совсем, — ты разве не хочешь рассказать мне о карнавале?
— Ты ведь сказал, что все видел.
— Да, видел, — любопытство одержало верх над закипавшим раздражением. — Интересно, кто там был? Кого ты видела?
— Были все, кроме тебя.
— Черт возьми, давай хоть немножко поговорим спокойно.
— Пора идти спать, — не поднимая головы, перевернула страницу. — И, пожалуйста, не выражайся.
— Если бы я мог, пришел бы, — он беспокойно заворочался на тахте. — Чертова тахта, прости, эта окаянная тахта, чтоб ей пусто было!
— Окаянная ничуть не лучше. Так чем же она тебе не угодила?
— Сама прекрасно знаешь. Короткая, ноги не вытянешь.
— Она как раз занимает простенок. Еще что-нибудь тебя интересует?
— Состязаниями командовал Гарольд Пэттерсон?
— Да, — ее рука безошибочно протянулась к чашке чая.
— Ну конечно, кто же еще! Мне этот парень здорово на печенку действует. Вечно из себя начальника строит.