Всякий раз, как Джозеф возвращался в Камберленд, отец возникал в памяти с необычайной яркостью, картины прошлого обрушивались точно градины, и он от восторга холодел. Ему вспоминалось, как отец работал на шахте и чуть не погиб в обвале; завидовал тому, что отец прожил годы с родной матерью Джозефа; дивился неиссякаемой силе отца. Джозеф с детства был его верноподданным: скитался с ним из одного дома в другой, покоряясь той безудержной тяге к переездам; работал с восьмилетнего возраста; сколько помнил себя, знал тяжелую руку отца и его ремень; иногда убегал из дому — единственный вид протеста. Если отлучка была достаточно долгой, гнев отца проходил, сменяясь добрым расположением духа; в такие минуты они с отцом были как никогда дружны: мальчишка Джозеф медленно бредет по полю, возвращаясь домой, отец идет рядом, кладет ему на плечо руку, и настороженность понемногу отпускает Джозефа, чем явственнее ощущает он отцовскую любовь.
Он всегда исполнял все, что ему велели. Как-то отец взял его с собой в конюшню — надо было отнять у кобылы новорожденного жеребенка. Он велел Джозефу держать поводья, предупредив, что лошадка довольно резвая. А сам потянул жеребенка из-под матери, хотел взять его на руки. Лошадь вскинула голову, заржала, забила задом, норовя укусить мальчика, который напугался до полусмерти, но, видно, не совсем потерял присутствие духа: лошадь мотала его вверх, вниз, он чертил носками по земле, но ему слышался голос Джона: «Держи! Крепче!» И он держал.
Когда он был подростком, то года два или три не ходил мимо отца, а крался бочком, готовый согнутой в локте рукой защититься от удара. Но побои не убили его любви к отцу. Стоя у каменной ограды, он зажмурил глаза и как бы утонул в прошлом: сцены, где отец — главный герой, сменяли одна другую. Бывало, вечером достанет Джон свое концертино, домашние освободят от мебели кухню, где пол выложен плиткой, и ребятишки побегут к соседям, разнося новость — сегодня у них вечеринка. Девчонки примутся готовить бутерброды, полезут на чердак за яблоками, чтобы испечь угощение. И в эту подвластную женщинам суматоху вплеталась мужская воля: представляя своей персоной отца, Джозеф то поправит что-нибудь, то найдет нехватку, и все это с проворством и дотошностью не меньшими, чем у самой мачехи: смех, дружелюбие согревали кухню так, точно горели не две лампы, а двадцать. А какое начиналось веселье, когда приходили гости! Народу собиралось — яблоку негде упасть. Шумели, смеялись, радовались, что с друзьями можно на время забыть тяжелый труд, бедность, заботы и беспросветную жизнь, — подобного он никогда больше не видел. И заводила всему отец: играет на концертино одну за одной кадрили, «Уланов», «Три капли коньяку», а в глазах такая молодецкая удаль.
Джозеф увидел Мэри. Она бежала по двору, громко стуча деревянными башмаками по твердой, как камень, земле; курица, за которой она гналась, удирала, спотыкаясь и падая, как во хмелю. На глаза Джозефа навернулись слезы. Так было всегда при возвращении домой; когда же он покидал дом, глаза были сухие. Он еще и поэтому подошел к дому украдкой. Не хотелось, чтобы кто-нибудь видел его слезы.
Джозеф пришел полем, со стороны, противоположной дороге. Сюда выходили только окна второго этажа, и его никто не мог видеть. Он стоял у бровки, по которой тянулась уже редеющая зеленая изгородь; отсюда был виден весь двор. Он нарочно приехал утренним поездом, чтобы поспеть к возвращению из школы сестры и братьев; и теперь он стоял здесь и ждал, глядя на младшенькую — Мэри.
Во дворе появилась мачеха, взглянуть, что делает дочка, и Джозеф поспешно пригнулся, а минут через пять едва не выдал своего присутствия: Мэри вдруг заплакала, он чуть не бросился к ней, но Мэри перестала плакать так же беспричинно, как начала. Из одной трубы над крышей тянулся легкий дымок, вдали тарахтел трактор — редкость в этих местах, на озере кричали цапли, прокаркала ворона, но сильнее всего слышалось ему собственное дыхание, толчками колебавшее тишину.
Прозвенел школьный звонок, вот они все четверо бегут через поле, родные только по отцу, но он не мог бы сильнее любить их. Родные и по матери давно разлетелись: Алиса и Сара замужем, Гарри погиб в самом конце войны, ну а Мэй живет в прислугах. Первым бежит Фрэнк. С рождества он уже не будет ходить в школу. Домой он спешит, чтобы скорее сделать работу, порученную отцом. За ним, заметно отстав, бежит Доналд, он лет на пять младше Фрэнка и во всем ему подражает, скоро обязанности Фрэнка по дому перейдут к нему. А вот и Энн с Робертом, первоклассники; медленно одолели перелаз и трусят к дому с усталым видом: ни дать ни взять крестьяне, только вдвое уменьшенные, тянутся домой с полевых работ. Джозеф проводил их взглядом до самого дома, взял с земли чемодан и пошел следом. Чай уже накрыт, так что с первой, минуты дома он займет за столом свое место.